Как-то раз на пути в Махачкалу мы попали в сильный шторм. Машина еле выгребала против ветра и волн. Чтобы не жечь бестолку топливо, капитан решил укрыться за одним из островов. Мы, бросив якорь, простояли там несколько часов. Ветер был сильнейший, море было покрыто пеной, сквозь которую еле просматривалась зелень воды. Ветер срывал с гребней волн куски пены, и они почти горизонтально проносились мимо нас. Светило неяркое солнце, свет его преломлялся в каплях воды, которые, в отличие от дождя, летели снизу-вверх. Казалось, каким-то желтоватым светом светится сам воздух, было очень красиво. Через несколько часов ветер слегка ослабел, и мы продолжили путь.
Однажды ночью произошла поломка в машине. Танкер потерял ход. По авралу подняли всю машинную команду. Пошёл и я, Туляга вставать ночью не захотел. Дед, увидев, что я пришёл один, спросил, что с Туляковым. Я ответил, что он себя плохо чувствует. Он сказал мне: - Иди и приведи его, нечего валяться, когда все работают.
Но Туляга среди ночи вылезать из тёплой постели категорически отказался, не знаю, какая вожжа ему попала под хвост. Увидев, что я вернулся один, Эйвазов сказал: - Ну, придёт он ко мне за характеристикой в конце практики.
Опять со звоном летели на палубу ключи, опять он бормотал что-то себе под нос, но ребята работали слаженно и энергично. Да и Дед грамотно всем руководил. Вскоре двигатель запустили, и мы отправились досыпать. Вернувшись с Малым и Агасалимом в свою каюту, мы увидели сладко спящего Тулягу. Когда же мы перед списанием с судна обратились к Эйвазову за характеристиками, он, указывая на меня, сказал: - Тебе дам, а тебе, - он повернулся к Тулякову, - я характеристику не дам.
Тут-то Туляга и зачесал репу. Вернувшись с практики, характеристику необходимо было предоставить в училище. Хорошо, курсантскую солидарность проявили питерские водители. Один из них, работая в каюте старпома, втихаря напечатал характеристику, а потом, им с большим трудом удалось поставить на неё судовую печать. Целая операция для этого была разработана. Ведь печать хранилась у старпома в сейфе под замком. Но все обошлось для Туляги благополучно.
Последний раз придя в Махачкалу, мы на причале увидели наших ребят Снопова и Троцкого. На нас произвёл впечатление Саня Снопов. Он за два месяца отрастил шкиперскую бородку и в мичманке с крабом, вместо курсантской эмблемы, выглядел заправским морским волком. Ребята списались со своего танкера, он из Махачкалы пошёл в Астрахань, а им нужно было в Каспаре получить документы.
Денег на поезд до Баку у них не было. Они поджидали нас, рассчитывая вернуться в Баку на нашем танкере.
Мы решили, что нет ничего проще. В столовой команды ребят накормили, а я пошёл к капитану просить разрешения для них на переход в Баку.
К моему удивлению, капитан категорически отказал.
Оказалось, танкерам, перевозящим сырую нефть, запрещено брать на борт пассажиров. Нефть считалась особо опасным грузом. За это на танкерах команде платили сорока процентную надбавку - "гробовые". Вернувшись в каюту, передал ответ капитана. Все приуныли, стали думать, что делать. Денег у нас у всех вместе на билеты ребятам не набралось, а в Баку им нужно попасть обязательно.
Решили - пусть едут втихаря. Ребята сидели, не выходя, в нашей каюте, спать решили по двое на койке. Вышли в море. Вечером, когда за ужином в столовой мы стали собирать в каюту кое-что из еды, кто-то из команды спросил нас: - Что, везёте все же своих дружков?
Но никто не настучал. Да если бы и настучали, что сделали бы, мы были уже в открытом море, не выкидывать же ребят за борт.
В крайнем случае, сообщили бы в училище. Шум им поднимать тоже особого смысла не было бы, ведь за все, что происходит на судне, отвечает капитан.
Утром в Баку мы все вместе сошли с "Профинтерна". Заметил наших ребят капитан, или нет, нас уже не волновало. Практика закончилась, мы возвращались в Таллин.
Свободное копирование
