Несмотря на сессию, мы много тренировались. Чемпионат республики мы снова выиграли и в начале июля поехали в Одессу. Программа соревнований была очень обширной, она включала в себя лёгкую атлетику, плавание, волейбол, баскетбол, стрельбу, гонки на вёслах и под парусом на шлюпках, так что поехало от нас в Одессу несколько десятков человек. Возглавлял команду Новицкий. Ехали мы с пересадкой через Питер.
Одесса разительно отличалась от Таллина. Город, построенный из светлого известняка, залитый южным солнцем, утопал в зелени.
Выйдя на привокзальную площадь, мы окунулись в кипящий, гомонящий людской круговорот.
Жить мы должны были на территории Одесской высшей мореходки, добираться туда нужно было на трамвае. Мы подошли к трамвайной остановке и стали терпеливо ждать.
В Таллине в транспорте было строго: выход - только через передние двери, посадка - через задние. Все тихо, спокойно и без суеты.
Подошёл древний трамвай, выглядел он так, что невольно закрадывалась мысль: не на нем ли ездил юный Пушкин на свидания к графине Елизавете Ксаверьевне Воронцовой.
Мы по таллиннской привычке направились к задним дверям. Но народ повёл себя совершенно непонятно - люди выходили и через передние, и задние двери, через них же, навстречу им, устремился поток желающих попасть в вагон. Эти два потока, сталкиваясь, напоминали бег горной реки через каменные теснины: бешено, шумно и ошеломляюще.
Одесситы толкали друг друга, ожесточённо ругались, нам показалось, что вот-вот то здесь, то там вспыхнет драка. Совершенно обыденная процедура - посадка в трамвай, превращалась во что-то из ряда вон выходящее, требующее напряжения всех физических и моральных сил.
Потрясённые происходящим, мы пропустили три трамвая, прежде чем сумели уехать с вокзальной площади.
В трамвае стояла сумасшедшая жара, кроме того, почти половина вагона участвовала в каком-то диспуте, громко перекликаясь из одного конца вагона в другой. Мы стояли в каком-то ступоре.
К нам с трудом пробилась кондуктор: - Хлопчики, платим за проезд.
Мы послушно полезли в карманы за деньгами, как вдруг полная женщина средних лет, стоявшая около нас, на повышенных тонах обратилась к кондуктору:
- Вы шо, тётку, сказились? Це ж курсанты, откуда у них гроши. Вот будут плавать, тогда и будут платить.
Сидевший на лавочке покрытый мхом дедок возразил:
- Ни, тогда воны на такси ездить будут.
Истолковав слова старика как поддержку, кондукторша снова потребовала оплаты проезда, но наша заступница не сдавалась: - Не слухайте ее, хлопчики, ехайте спокойно.
Понемногу весь трамвай подключился к дискуссии, должны мы платить, или нет.
Приводились убийственные доводы как с одной, так и с другой стороны.
Часть пассажиров яростно нас защищала, ссылаясь на то, что у курсантов и так стипендии копеечные, и если они ещё и за трамвай будут платить, на какие ж деньги им выпить.
Надо сказать, что этот довод показался нам очень убедительным.
Но их оппоненты с пеной у рта доказывали, что если все курсанты будут ездить бесплатно, то одесский трамвайно-троллейбусный парк вылетит в трубу, и вся Одесса будет ходить на Привоз пешком - такая перспектива пугала многих.
Консенсуса не предвиделось. Конца дискуссии мы не дождались, нам сказали, что следующая остановка - наша.
Так и не заплатив, мы вышли, трамвай двинулся дальше, но до нас ещё некоторое время доносились отголоски бушевавшего в вагоне принципиального спора.
Одесская мореходка занимала целый квартал: комплекс зданий был обнесён высоким забором, сложенным все из того же известняка.
Сверху забор был усыпан битыми бутылочными стёклами, они держались на цементном растворе. Невольно на ум приходили ассоциации с челюстью акулы. Не хотел бы я полезть через такой забор в самоволку. На территории училища было много деревьев - целый тенистый парк, и даже двадцатипятиметровый открытый бассейн.
Разморённые жарой и толкотней в душном трамвае, мы, едва разместившись в кубрике, бросили вещи и понеслись купаться. Когда же вернулись, местные нас предупредили, что с вещами можно бы и поосторожнее, все же это Одесса.
На следующий день на стадионе, по-моему, "Моряк", состоялось открытие спартакиады.
Команды полутора десятка училищ строем выходили на стадион. Перед каждой командой один из курсантов нёс табличку, на которой сокращённо было написано название училища. На нашей табличке было написано "ТМУ". Штатный комментатор стадиона по трансляции объявлял названия проходящих мимо пустых трибун команд, безбожно перевирая наименования училищ. Помню, что рижское (РМУ) он расшифровал так: "ремесленное морское училище", мы были обозваны "техническим морским училищем". Было ещё несколько подобных ляпов.
После открытия спартакиады начались соревнования легкоатлетов. Мы немного поболели за наших, а потом решили пойти искупаться.
Одессы никто из нас не знал совершенно, но стоило только спросить у кого-нибудь из прохожих, как пройти туда-то или туда-то, сразу несколько человек, предварительно подробно расспросив, откуда мы и зачем нам нужно туда попасть, наперебой принимались объяснять, как лучше добраться. Иногда по части выбора наиболее оптимального маршрута между ними возникали нешуточные споры.
Нам бросилось в глаза очень тёплое отношение к курсантам. Мы просто купались в атмосфере доброжелательности. Сказывалось, что Одесса - морской город. Хотя и Таллин тоже имеет отношение к морю, но там мы такого не замечали.
Мы шли по зелёным улицам этого замечательного города и чувствовали радостное возбуждение - сейчас мы увидим Чёрное море. Никто из нас, даже те, кто плавал до училища, на Чёрном море не бывал.
Наконец, в конце улицы мы увидели ярко-синюю полосу. Чёрное море даже внешне выгодно отличалось от свинцовой Балтики.
Через несколько минут мы были на пляже. Быстро разделись и стали бросать на морского, кому остаться сторожить вещи.
Сидевшая рядом немолодая худощавая женщина с маленькой девочкой сказала нам:
- Идите, ребятки, купайтесь, я присмотрю за вашими вещами.
Довольные, мы пошли к воде, но я вдруг вспомнил предостережения в одесском экипаже и негромко сказал:
- Давайте все же оставим кого-нибудь со шмотками, кто знает, что у неё на уме.
Женщина услышала мои слова и, неодобрительно глянув на меня, произнесла:
- Это ж кем надо быть, чтобы позариться на курсантскую копейку.
Мне стало так неудобно, что я обидел человека, который предложил нам помощь.
Вода в Чёрном море оказалась гораздо солёнее, чем в Таллиннском заливе, но такой тёплой, какой там никогда не бывает. Мы долго плавали и дурачились в ней. После моря захотелось пить.
Около бочки с квасом толпился народ, но мы, уже усвоив одесские порядки, полезли без очереди. Славка Дмитриев протягивал продавщице деньги со словами:
- Нам восемь кружек, нам восемь кружек.
Совали ей деньги и с других сторон.
Наконец, не выдержав, продавщица сказала Славке:
- Да погоди ты, не могу же я отпускать всем сразу.
Славка посоветовал ей: - А вы через "не могу".
На что немедленно последовал ответ: - Через "не могу" ты свою жену будешь, а здесь стой и жди.
За время пребывания в Одессе подобных перлов мы наслушались немало.
У одного из наших ребят, Коли Горбатенко, оказался адрес чьей-то знакомой, живущей в Одессе на Балтском шоссе. Его попросили передать ей привет. Вечером мы решили ее навесить. Коля сказал, что ему объяснили, как ее найти, но попали мы совсем не туда. Где-то на окраине, среди маленьких домишек, мы поняли, что заблудились и спросили у одного из местных жителей, как нам попасть на Балтское шоссе.
Правда, Коля называл Балтское шоссе Балтийским.
- Нет тут ниякого Балтийского шоссе,- сказал тот, к кому мы обратились.
К этому времени вокруг нас уже собралось несколько человек любопытных, все время подтягивались новые.
Все спрашивали у каждого подходящего, не знает ли он, где Балтийское шоссе, но никто о таковом не слыхивал.
Наконец, стали перечислять все одесские шоссе.
- Мабуть, це Балтское, - осенило вдруг кого-то.
- Точно, Балтское, - подтвердил Коля.
Все долго смеялись, как мы могли Балтское шоссе назвать Балтийским. Балтское шоссе знали все.
- А зачем вам туда? - последовал традиционный вопрос.
- У меня там знакомая девушка, - ответил Коля.
- И это вы все к ней одной? Во, лихая дичина, - снова засмеялись все.
- Хлопцы, часом адресочек ее не спишете? - поинтересовался кто-то из молодых.
До Балтского шоссе мы в тот вечер так и не добрались.
А по возвращении в экипаж порадовал нас рассказом Валька Осадчий, член сборной нашего училища по стрельбе.
Его взял с собой Новицкий, поехав в какое-то официальное учреждение. Размещалось оно на Дерибасовской.
Так же, как и мы Балтское шоссе, Новицкий с Валькой долго не могли найти Дерибасовскую.
Наконец, Новицкий обратился за помощью к одному из двух старичков, сидевших на лавочке в тени акации:
- Вы не скажете, как нам пройти на Дерибасовскую?
Вместо ответа старичок повернулся к своему соседу:
- Нет, Сема, ты посмотри на этого адивота. Он стоит на Дерибасовской и спрашивает, как ему пройти на Дерибасовскую.
Новицкий покраснел, как рак, думаю, непривычно ему было слышать, что его называют "адивотом", да еще, в присутствии курсанта, но что он мог сделать - Одесса.
Валька говорил, что он готов был расцеловать этого плюгавого дедка за неожиданно доставленное удовольствие.
Конечно, в Одессе мы не только ходили на пляж и разыскивали чьих-то знакомых. Мы довольно много тренировались, но свободное время оставалось, и мы при первой возможности старались улизнуть из училища, тем более, что нравы здесь были довольно свободные. Нам все больше и больше нравился этот город, нравился дух независимости, которым была пропитана его атмосфера.
В одесситах чувствовалась внутренняя свобода, качество, редкое в те годы. Нравилось нам смотреть на одесские парочки: невысокий, щуплый мужчина и возвышающаяся над ним дородная дама, порой с заметными усиками.
Мы гуляли по Дерибасовской, любовались Оперным театром, осмотрели памятники Пушкину и дюку Ришелье, прошлись по Потёмкинской лестнице. Вечерами мы ходили на танцы в парк имени Шевченко.
Помню, однажды там, на огороженной площадке шёл какой-то концерт, у заборов роилась молодёжь, желающая бесплатно через щели насладиться зрелищем. Какой-то курсант забрался даже на осветительный столб.
По трансляции его урезонили: - Мореходка, хорош демонстрировать чудеса акробатики!
Где ещё, кроме Одессы, можно услышать такое объявление?
Неожиданно на танцах мы встретили нашего однокурсника-водителя Вовку Киреева. Он проходил практику в Черноморском пароходстве и только что пришёл в Одессу из Ирака. Ирак произвёл на него большое впечатление, и он настойчиво пытался поделиться им с нами. Мы уж потом были не рады, что его окликнули.
Как-то мы шли по улице и в витрине небольшого магазинчика увидели зеркальные солнцезащитные очки - в Таллине это был писк моды и купить их там было невозможно. Мы попросили продавщицу, молодую девушку, показать нам очки. Она положила на прилавок пару, но сказала: - Знаете хлопцы, я бы не советовала вам их брать, ведь с внутренней стороны здесь нанесена амальгама ртути, это вредно для глаз.
Мы подивились заботе местных продавцов о здоровье покупателей, даже в ущерб торговле, прислушались к доброму совету, и решили отказаться от такой сомнительной покупки.
Наконец наступил день шлюпочных соревнований. Учитывая наш республиканско-чемпионский титул, все возлагали на нас большие надежды. Катер отбуксировал караван шлюпок на линию старта. Взлетела в воздух ракета и гонки начались.
С самого начала у нас что-то не заладилось. Мы гребём, а ощущение такое, что шлюпка стоит на месте. Да и не только ощущение - другие шлюпки уходят от нас дальше и дальше. Кто-то предположил:
- Может, нам к днищу ведро привязали?
Ходят легенды, что на гонках так иногда бывает. Кто-то предложил поднырнуть под днище, проверить. Короче, начался в команде разброд и идейное шатание - самое страшное, что может произойти на дистанции.
Несколько раз, то один, то другой пытались мобилизовать нас: - Ребята, хватит дурака валять. Давайте вместе, дружно: Раз, раз, раз.
Но ничего не получалось. К финишу мы пришли последними и со значительным отрывом.
На Новицкого было жалко смотреть - такой у него был растерянный вид:
- Что с вами произошло?! Переругались на дистанции, что ли?
Что мы могли ответить? Не хотелось никому смотреть в глаза. На следующий день были назначены парусные гонки. Мы надеялись взять реванш. Сначала шли мы хорошо, но у поворотного буя столкнулись со шлюпкой одной из команд. К финишу мы пришли вторыми, но те подали протест, нас признали виновными и дисквалифицировали.
Много позже в книге Богомолова "В августе 1944" я вычитал, как один из главных героев так характеризует своё состояние, когда допустил промашку:
- Я чувствовал себя, как описавшийся пудель.
Примерно так же чувствовали себя тогда и мы, только не могли это так красиво выразить. Мы не принесли команде ни одного очка.
А вообще, наше училище выступило неплохо. Стали первыми наши волейболисты и баскетболисты, были первые места и в некоторых видах лёгкой атлетики. Хорошо отстрелялись и наши стрелки. Отличился в финале стометровки водитель выпускного курса Валентин Стоянов - высокий, красивый брюнет. Шип его шиповки вдавился вовнутрь, проткнул стельку и вонзился Валентину в ногу, но Стоянов все же закончил дистанцию, хотя, конечно уже не первым. А вначале бежал очень хорошо.
На всех произвело большое впечатление мужество Стоянова.
- Вот как надо бороться за победу, - сказал нам Новицкий.
Мы только потупили очи долу - что мы могли ответить.
Свободное копирование
