Моё ТМУ. Первый курс - 12

На снимке:  В личное время: Хальзов (спиной), Прибавкин, Малофеев, Снопов, Сесютченков,Морданенко, Маликов, Авдеенко, Филимонов, Осадчий, Александров. 
Что-то пишет - Сергеев, перед ним, Трифонов.

Надо сказать, что в училище был сильный преподавательский состав, и относились они к своим обязанностям не формально. Весь учебный процесс был построен на том, чтобы дать курсантам как можно больше знаний.

   Симоненко, Жуховицкий, Антонов, Дидык, Белая, капитан третьего ранга Риммер и другие все время контролировали, как усваивается материал. Поэтому на самоподготовке мы не только играли в морской бой или читали художественную литературу, но и готовились к занятиям следующего дня. С двойками в выходные не увольняли. Возвращаюсь к нашему распорядку дня.    

В 13 часов звучал долгожданный сигнал на обед. Мы опять строились на этаже и шли в столовую. Обычно, ещё на предыдущих переменах кто-нибудь из ребят успевал сбегать в столовую и узнать обеденное меню, большей частью это бывал Валька Осадчий. Очень любили мы дни, когда на второе была запеканка - пшённая или картофельная с мясным фаршем. Запеканки были политы очень вкусным соусом.  

С нашими эстонцами у нас были расхождения в гастрономических вкусах. Они очень любили на второе "мульгикапсад" - тушёную квашенную капусту с перловкой и свининой. У нас это блюдо особых восторгов не вызывало. Зато, они не ели на гарнир гречку, им ее заменяли перловкой. А при виде кабачковой или баклажанной икры в качестве холодной закуски, они морщили нос, давая всем видом понять, что это блюдо уже кто-то ел.  

К нашему приходу на столах стояли холодная закуска, компот и бачок с супом, который разливал по тарелкам бачковой. Бачковали мы по очереди. Потом официантки приносили тарелки со вторым. На третьем курсе мы сидели за столиками на четверых, и все приносили нам официантки.  

Компот мы смаковали. Казалось, вкуснее этого компота мы нигде ничего не пили (из компотов, конечно). Бывая дома в увольнении, я рассказывал о нашем знаменитом компоте. Мама варила к моему приходу свой, и каждый раз интересовалась:   - Ну, как он тебе?  

Я честно отвечал, что в училище компот лучше. Мама пыталась у меня выяснить, какие компоненты в него кладут и, в частности, не добавляют ли туда лавровый лист, он, якобы, придаёт компоту особую пикантность. Я отвечал, что лавровый лист мне там не попадался, но вкус у компота и без него изумительный. Много позже мама призналась мне, что она даже ездила к нашим поварам и расспрашивала их, по какому рецепту они готовят компот, который не устаёт нахваливать ее сын.    

После обеда ещё два часа занятий и, наконец, личное время до 18.00. Это очень хорошее время. Можно читать книгу, написать письмо, потрепаться с ребятами, сыграть в морской бой или шахматы. В это же время старшина группы писал на доске фамилии заступающих завтра в наряд и дежурство по классу.  

     Многие в личное время пытались вырваться в город. В этом плане задачу облегчало то, что экипаж, как я говорил, был расположен отдельно от училища. Нужно было только придумать вескую причину необходимости твоего пребывания в экипаже. Тем более, что к этому времени на КПП приходил обычно дежурный офицер, который и решал, кого выпустить, а кого нет. Не убиваемой причиной было заступление с завтрашнего дня в наряд - необходимо погладить форму, привести себя в порядок. Одни офицеры выпускали из училища довольно легко, у других выйти было сложно. Особенно лютовали на КПП майор Давиденко и старший лейтенант Утёнок. Давиденко на все доводы, кроме подготовки к наряду, с украинским придыханием произнося букву "Г", вопил:   - А я вам ховорю, товарищ курсант, нет!  

И чтобы ты не пытался ему объяснить, в ответ слышал все то же:   - А я вам ховорю....  

Мы вздохнули с облегчением, когда летом 1958 года он уволился в запас и уехал в Питер. Говорили, что он стал работать комендантом экипажа в ЛВИМУ им Макарова. Мы тем курсантам не завидовали. Непросто было пройти через КПП, когда там был убеждённый службист капитан-лейтенант Кангро.  

Но все же мы с моим другом Вовкой Малофеевым, родители которого жили недалеко от моей мамы, или через КПП всеми правдами и неправдами, или через забор, который отделял училищный двор от двора милиции, частенько сбегали с личное время домой. Надо сказать, что милиционеры довольно спокойно относились к тому, что порой в их двор сыпятся с забора грозди курсантов.

Но смывшись в город, нужно было ещё и вернуться в училище, не нарвавшись на неприятности. Надо сказать, мне в этом плане везло, я словно чувствовал, когда на КПП стоял дежурный офицер, вышедший на охоту за возвращающимися самовольщиками. Это было любимое занятие Утёнка и Давиденко. Помню, как-то мы с Вовкой Малофеевым возвращались после того, как через забор смылись в личное время по домам. Подходя к училищу, я сказал:   - Давай через забор полезем.  

Но Вовка возразил:   - Сегодня Кулларанд дежурит, он на КПП отлавливать не ходит.  

- Нет, я все-таки через забор.  

Пришёл в класс, а через несколько минут появляется озадаченный Вовка:  

- Надо же, стоял Кулларанд на КПП. Теперь два вечера после отбоя драю гальюн. Все, теперь как ты, так и я.  

Если же ты в этот день заступал в наряд, то ни о каком городе нечего было думать. В наряд заступали от каждой роты дежурный по роте и двое дневальных. Кроме того, от механиков-первокурсников - двое дневальных по КПП училища, от водителей - дневальные по КПП экипажа. Был и рассыльный при дежурном офицере. От третьего курса водителей заступал в наряд помощник дежурного по училищу (помдеж), от механиков - дежурный по экипажу - самая лучшая должность в наряде. Знаю по личному опыту.  

Без четверти пять наряд строился на развод в вестибюле. Развод проводился под оркестр. От нашей группы в оркестре играли трое: Толик Маликов, Валерка Данилов, невысокий крепкий, очень толковый паренёк из Белоруссии, он играл то ли на флейте, то ли на валторне, и Коля Морданенко, бывший музыкальный воспитанник, закончивший потом училище с красным дипломом. Не помню, как назывался его инструмент, но несчастный Коля был весь обвит им, как кролик удавом, наружу торчали только голова, руки и ноги.  

   Вообще, оркестранты жили неплохо. В наряды их почти не ставили, учитывая, что им каждый день приходилось играть на разводе. А так как в пароходстве не было своего оркестра, частенько наших ребят снимали с занятий, и они играли там как на торжественных мероприятиях, так и на печальных - похоронах ветеранов пароходства.