Я сел в поезд 9 марта 1918 года. На этот раз в вагон даже не второго, а третьего класса, набитый пьяными горластыми солдатами. Платформа Финляндского вокзала в Петрограде была в сугробах - снег давно уже никто не убирал. Выходя из вагона с тяжелым чемоданом в руке, я поскользнулся и упал лицом прямо в снег. Ко мне подбежали солдат и матрос и помогли подняться на ноги. Со смехом и шутками они подали мне упавшую шапку и чемодан.
- Иди, парень, и гляди в оба! - крикнули они, пожав на прощание руку.
Носильщиков не было, как не было и извозчиков на вокзальной площади. Трамваи не ходили. С чемоданом в руке я отправился пешком, растворившись в толпе пассажиров с корзинками, баулами, узлами. В те тревожные дни пешеход, нагруженный баулами или чемоданом, ни у кого не вызывал удивления. Это был наилучший способ остаться незамеченным. А потому ни милиционеру, ни сыщику не пришло бы в голову обратить внимание на бородатого «врага народа № 1», благопристойно шествовавшего с чемоданом по Литейному проспекту.
Не имея ни малейшего представления, куда направиться, я миновал Литейный проспект, повернул на Бассейную и вышел к 9-й Рождественской. Проделав столь длинный путь, я не чувствовал усталости, пока не подошел к дому, где проживала моя теща. По счастью, улица была безлюдна, а прислуги не было дома. И все же оставаться так близко от места, где некогда помещалась наша фракция в Думе и где меня хорошо знали в лицо, было весьма рискованно. Поэтому было решено, что ночью я укроюсь в доме на дальней стороне Васильевского острова.
Там я и прожил довольно долго в квартире женщины-врача, муж которой, тоже врач, служил в армии. Без малейших колебаний она предоставила мне убежище, отдавая себе отчет, какой опасности подвергает свою жизнь. И подобно чете старых Болотовых в лесном домике проявляла обо мне трогательную заботу. Ни разу за все время она и виду не подала, что понимает, какому подвергается риску. Уходила она из дома ранним утром, и до позднего вечера я был в квартире в полном одиночестве.
Не припомню обстоятельств, при которых в мои руки попала запись моих показаний в Чрезвычайной следственной комиссии по расследованию дела о генерале Л. Г. Корнилове и его соучастниках. Не использовать эту неожиданную возможность - написать правду об этом деле - было выше моих сил. Сегодня эту правду признают сами участники дела (см. 21 гл.), но в то время она не была известна ни широкой общественности, ни в политических кругах. Читая свои собственные показания, вновь вернувшись к событиям того времени, я смог воссоздать подлинную картину всего дела и пролить новый свет на некоторые его аспекты. Летом 1918 года моя книга «Дело Корнилова» появилась в Москве.
Я поставил своей целью не только отмежеваться от предателя Корнилова, но и выбить из рук большевистских пропагандистов то разрушительное оружие, с помощью которого было расколото единство демократических сил.