6. Съёмная квартира и её обитатели. Поездка на уборочную в колхоз. Аппендицит. Свердловск, как город.
В конце августа в Североуральск вернулись Стасик Виноградов и его друг Лёня Можаев, которые успешно сдали вступительные экзамены в горный институт и были зачислены на шахтостроительный факультет по специальности "Маркшейдерское дело". Место для жилья они не искали, и я им предложил поселиться вместе в частном домике по ул. Фурманова, 89. Это было недалеко от моего первого места жительства по Сурикова. Об аренде с хозяйкой дома договаривался я сам, поэтому и комплектовал команду. Они с радостью согласились. Мест было 4 и четвёртым я пригласил Толю Лобанова , паренька из нашей группы , приехавшего из глухого угла восточного Зауралья. Строение домика было примерно такое же - отдельная комната с четырьмя кроватями и закрывающаяся дверями. В центре стояла русская печь, а слева была маленькая комнатушка. Хозяев было трое - хозяйка , уже пожилая женщина. Её сожитель дядя Федя, совсем седой и пожилой мужчина, проведший не один год в лагерях, о чём он никогда не рассказывал. И дочь хозяйки Тамара , лет 22 , симпатичная и чёрная, как цыганка. Хозяева спали в закутке на кровати, а Тамара всю зиму на печи. Только на лето она перебиралась в сени. В этом доме, в отличие от прежнего, туалет располагался в сенях под общей крышей, в отличие от стоящего отдельно скворечника на старой квартире.
Вообщем только успели заселиться, не прошло и недели, как нас всех бросили в колхоз на уборочную. На этот раз мы поехали в Богдановичский район и стали в деревне Кунара. Это км. 10 не доезжая п.Богданович. Колхоз имел не такое претенциозное название как в прошлом году, но считался богатым по меркам тех лет. Приехало нас в эту и соседнюю деревню Тыгиш сразу 4 группы - это около 100 человек. Поселили в классы сельской школы по 10-15 человек в комнату. Работа была единственная - подбор картофеля и моркови за копалками. Причём установили и норму сбора за день - 65 ведер на человека. Для кормления студентов сделали длинные столы с накрытыми козырьками прямо в поле и мы 3 раза в день ходили только туда. Кормили отвратительно. Основное блюдо - картофельное пюре, забелённое молоком и хлеб. В обед очень жидкая овощная баланда с отдельными крошками когда-то лежавшего там мяса и каша с постным маслом. Зато колхоз считался богатым и, вероятно, был очень хитрый председатель, который точно знал, что никто из приезжих бунтовать не будет и раньше срока не уедет. Мы с грустью вспоминали наш прошлогодний, считавшийся бедным колхоз, где нас нормально кормили. Здесь же нас преследовало постоянное чувство голода, особенно вечером, когда все ужины давно закончились. В магазинах кроме хлеба и сахара не было ничего. Оставалось только грызть овощи - капусту и морковь. Это был, в основном, сельскохозяйственный район. Леса здесь были только в виде небольших островков между пашней. Однако осенний пейзаж был исключительно красив, особенно издали, где лесные опушки из жёлтых берёз и красных осин создавали совершенно неповторимый колорит. Я опять взял с собой ружьё и от местных жителей узнал, что совсем недалеко от нас - в 4-5 км. лежало большое озеро Куртугуз. В один из дней выходных дней пошёл туда с ружьём. Действительно, где-то через час неспешного хода рельеф стал понижаться и внезапно открылась водное зеркало огромного озера. Она имело вид немного эллипсовидной чаши диаметром около 6-7 км. Ещё за несколько сот метров до воды кустарниковая растительность исчезла, и под ногами уже был моховой слой, увеличивающийся по мере приближения к урезу воды. К самому берегу из-за топи подойти было нельзя, но я думаю, что с других сторон такие подходы были. Сразу же вдали увидел на воде несколько стаек уток, которые очень медленно смещались то ли от ветра, то ли передвигались сами. Подойти к ним скрытно не было никакой возможности из-за большого расстояния - по воде около 200 метров. В этих условиях можно охотиться только со скрадка, установленного на лодке. Вернулся в деревню ни с чем.
Вечерами в общежитии играли с ребятами в карты. Однажды вечером во время такой игры я внезапно побледнел, почувствовал себя плохо. Ребята сходили в контору колхоза и позвонили в скорую помощь. Где-то через час подъехала извозничья четырёхколёсная пролётка, но доктора Ионыча там не было,а зашёл фельдшер. Он меня осмотрел, пощупал, и велел собираться в больницу. Где-то через полчаса мы уже были в стационаре районной больницы.Это было среднее по тем временам бревенчатое одноэтажное здание. Я уже чувствовал себя нормально и главврач, смотревший меня сказал, что это был приступ аппендицита. Спросил меня , согласен ли я на операцию. Я подумал, что зачем ждать второго или третьего приступа, тем более , что сейчас есть время, и согласился. За ночь меня подготовили и утром сам главврач сделал мне операцию под местным наркозом. Всё прошло хорошо и меня поместили в шестиместную палату, где лежало три человека. К ночи я захотел в туалет и сам, правда с трудом, но сходил туда и обратно. Со мной в палате лежали двое прооперированных ранее меня мужиков и уже готовились к выписке. Один из них был комик по рождению. Постоянно рассказывал смешные истории , прослушав которые все смеялись, а мне было нельзя, т.к. приходила сильная боль в низ живота. Приходилось затыкать уши и его не слушать. Однако выздоровление шло быстро и без осложнений. Один раз приехали ребята из группы, дали мне денег на обратную дорогу и велели из больницы ехать домой , в Свердловск. Что я и сделал через 6 дней. Однако ж эта операция имела и некоторые неприятные последствия - врач запретил мне 3-4 месяца заниматься в секции классической борьбы. Где -то через неделю уборочные работы для студентов завершились, все вернулись домой и начались занятия в институте. Скоро мы с ребятами в комнате сложились и купили себе маленький радиоприёмник 3-го класса "АРЗ", по которому я иногда глубокой ночью вставал и слушал концерты А.Цфасмана. Через пару недель , видимо, по указанию дяди Сани , к нам приехал на "ревизию места жительства" Лёня Виноградов. Он всё очень внимательно осмотрел - и туда, и сюда. Даже в туалет заглянул. Потом позвал нас на улицу и устроил мне головомойку: "Что вы нашли? В какую халупу заселились? Ладно, Стасик ещё совсем зелёный, но ведь ты- то уже опытный человек!" Я ему начал возражать, что весь этот обширный район состоит только из таких домиков , и других, большего размера просто единицы, и они жильцов не берут. Конечно, Лёня с первого дня поступления жил в нормальном студенческом общежитии и частного сектора не видел. Ничего другого нам он, естественно, предложить не мог и все его разговоры на эту тему были не более, чем сотрясения воздуха. Понять его можно было только в том плане, что он сравнивал наш дом с частными домами в Североуральске. И надо признать , что дома в нашем городе были значительно больше, красивее по архитектуре и лучше распланированы. Я это объясняю временем застройки . Основная часть деревянных домиков в Свердловске строилась в прошлом веке и их архитектура была очень простой и устраивала в те годы хозяев. Причём большинство из них повторяет друг друга. Североуральск же начал застраиваться частными домами в 30 -40-х гг. и люди строили более просторные и удобные жилища.
Уже в 50-тые годы Свердловск представлял из себя крупный промышленный и культурный центр Среднего Урала с числом жителей около 800 тысяч. Его многие по праву называли столицей всего Урала. В городе было более 10 высших учебных заведений, университет , консерватория , военные училища и много техникумов. Город располагался вытянутым с севера на юг эллипсом с осями 10 на 8 км. Наиболее плотно заселёна была его центральная часть - ул. Ленина и К.Либкнехта и несколько прилегающих к ним улиц. В нескольких км. от центра в разные стороны располагались промышленные гиганты - Уралмаш, Эльмаш , завод им. Калинина , Уралхиммаш , Верх -Исетский завод с прилегающими к ним жилыми микрорайонами , некоторые из которых по числу работающих и там живущих людей превосходили отдельные областные центры. Связь центра города и промышленных окраин осуществлялась, в основном, трамваями и троллейбусами. Наиболее протяжённый трамвайный маршрут - N5 от ул.Щорса на юге до Уралмаша на севере. Позднее он ещё удлинился на юге до мясокомбината и Южной остановки. Я ещё застал трамвайные поезда старой конструкции двух- и трёхвагонного состава, неотапливаемые, с деревянными сидениями. В зимнюю стужу их окна были занесены инеем в палец толщиной и ничего не просматривалось. Чтобы что-то рассмотреть, приходилось часто дуть на выбранное место в окошке или прикладывать тёплую монету, чтобы растопить лёд и получить маленькую дырочку для обзора. А иначе трудно было сориентироваться в пути, т.к. остановки не объявлялись. При моих поездках на Уралмаш к Лёне мне надо было проехать 21 остановку, что было зимой , сидя в вагоне без движения, довольно трудно, и занимало времени около 50 минут. Потом ещё надо было по морозу бежать 20 минут до квартиры, где они жили. В те года не было ни зимних сапог на меху, ни ботинок. А мужчины одевали поверх обычных ботинок резиновые боты по кличке "Прощай молодость", где внутри резиновой основы были проклеены очень тонкие пластины войлока. В лёгкие морозы они создавали нормальную температуру для ног, особенно при ходьбе. Но в сильные морозы приходилось одевать валенки. Года через два появились новые рижские трамвайные вагоны, в которых было чуть потеплее. А к концу учёбы на пути вышло несколько чешских трамваев, которые по всем параметрам намного превосходили всё, что было до сих пор. Самая большая троллейбусная линия была N1, которая соединяла центр города с заводом "Уралхиммаш*Яков михайлович указывает на Динамо []Яков Михайлович показывает на "Динамо".
Красива была и архитектура центральной части. Сохранились отдельные, очень красивые здания с прошлого века - Дом профсоюзов, Дворец пионеров. Несколько известных зданий носили имена собственные и были построены в 20 -е и 30-е годы в эпоху всяких "измов" - конструктивизма , кубизма и т.д. Это - громадные здания Дома промышленности и Делового дома, занимающие по площади целые кварталы. Одно рядом с оперным театром, другое - на площади им. 1905 года. Дом контор на углу ул.Малышева и 8 марта, здание "Динамо", здание Уральского геологического управления на ул. Вайнера , штаб УралВО , комбинат "Свердловскуголь" , оперный театр, великолепное здание гостиницы "Большой Урал" - все на ул. Ленина . Безусловно лучшим архитектурным сооружением города являлся, венчающий в высшей точке улицу Ленина, главный учебный корпус Уральского политехнического института им. С.М.Кирова с прилегающей площадью и другими его учебными корпусами. Архитектурная продуманность, инженерное исполнение , применённые материалы и отделка этого ансамбля придают ему уникальный и совершенно неповторимый вид. Город отличался своими неповторимыми запахами как летом, так и зимой. Летом отчётливо слышался запах нагретого машинного масла и эмульсола, а зимой воздух был пронизан и густо насыщен дымами многочисленных котельных, работающих на низкосортных углях буроугольных месторождений гг. Карпинска ,Волчанки, Егоршино. Это были нормальные запахи промышленного гиганта с большими объёмами металлообработки. Кроме этого зимой частенько дули пронизывающие северные ветра, от которых мёрзли лоб и брови. В самом центре города проходит р. Исеть, перекрытая плотиной из 18 века, в результате чего был образован достаточно большой городской пруд с хорошими набережными, лодочной станцией. В отдельные годы на нём заливался общегородской каток. К сожалению, вода в этой реке была настолько грязна и издавала такой неприятный запах, что подходить на её берега не хотелось.
Свердловск считался уже в те годы крупным культурным центром. Давно работали оперный театр , драмтеатр , очень известный в те годы Театр музкомедии , филармония со своим симфоническим оркестром , летний цирк - шапито. В центре города, буквально рядом друг с другом расположились 3 кинотеатра : "Совкино" , "Октябрь" и "МЮД" , не считая ещё нескольких в разных дворцах культуры. В городе есть свой постоянный зоопарк, а вверх по р. Исеть был оборудован отличный парк культуры и отдыха им. Маяковского с летним театром , аттракционами , спортплощадками и кафе. Летом там постоянно устраивались массовые гуляния с концертами и выступлениями местных и приезжих знаменитостей. Мы, студенты , каждый в силу своих пристрастий и наличия свободного времени регулярно посещали эти очаги культуры все 5 лет учёбы. Ведь телевидением в те годы ещё даже и не пахло.
7. Спец.дисциплины. Военная кафедра. Дитятьев В.А. Зимняя сессия. 20-й съезд. Лёва Мельников.
Со второго курса объём специальных дисциплин резко увеличился. Появились совсем неизвестные - сопротивление материалов, теория машин и механизмов (ТММ), теоретическая механика, горное дело, колонковое бурение, петрография. С первого курса продолжалось изучение высшей математики, общей физики, общей химии, минералогии, начертательной геометрии. Из технических дисциплин достаточно сложным было сопротивление материалов и теоретическая механика, где приходилось решать много задач и делать расчёты строительных узлов и напряжённых деталей - балок всякого вида, валов и пр. Напротив, курс ТММ мне очень понравился, и я с удовольствием изучал всякие закономерности в создании машин и механизмов. Из геологических дисциплин по-прежнему отдавал предпочтение минералогии, часто ходил в наш геологический музей. Петрография тоже была интересна, но менее. Начертательная геометрия шла у меня вообщем -то туго - видимо не обладал достаточным объёмным мышлением. Чисто специальные дисциплины начались с третьего семестра и закончились только к концу 4-го курса. Горное дело все 3 года читал преподаватель А.А.Поляков. Это был производственник, инженер , пришедший откуда-то с угольных шахт Кизеловского бассейна. Читал курс он очень дотошно , с массой мелких деталей и подробностей , с вырисовыванием этих деталюшек на доске. Начал с технологий прошлого века при проходке альпийских туннелей и заканчивал вполне современной техникой для буровзрывных работ и технологиями проходки горноразведочных выработок. Курс и лектор, при некоторой всё-же излишней детализации, мне нравился. Некоторые ребята к этому курсу лекций относились спустя рукава, считая, что основная наша профессия - колонковое бурение. Однако в моей производственной биографии он имел немалое значение, и особенно обращение и применение взрывматериалов. Очень пригодились знания в проходке и креплении горноразведочных выработок. Однажды даже пришлось спускаться в глубокий шурф и на практике осваивать метод постановки основного венца крепления, одновременно обучая этому делу и проходчика. Недостатком этого курса было почти полное отсутствие знакомства с практикой проходки и крепления разведочных шурфов в талых породах россыпных месторождений при больших водопритоках. Правда, надо отметить, что и объём работ в таких условиях в стране был небольшой.
Наша выпускающая кафедра "Техника разведки" располагалась в нижней цокольной части 3-го учебного корпуса. Заведующим кафедрой был доцент Неудачин Георгий Ильич. Он был единственным преподавателем с учёной степенью кандидата наук. Да и сама -то специальность с этой кафедрой появилась только в 1948 году. Кроме него на кафедре было ещё несколько преподавателей, ассистентов и аспирантов. Двое из последних - Макаров Л.В. и Карачёв А.С. вскоре выходили на защиту кандидатских диссертаций. Здесь же чуть позднее и возникла кафедра бурения. Правда, мы не видели между ними никакой разницы. Курс бурения был разбит на несколько составляющих и в его чтении принимали участие практически все преподаватели, включая заведующего кафедрой. Читали они, в основном , по учебникам, написанным профессорами Московского и Ленинградского горных институтов и Московского геологоразведочного - Воздвиженским Б.И., Куличихиным н. , Уткиным , Володченко К.Г. . Написаны они были очень добротно и понятно, но уже появившаяся в те годы новая буровая техника в них отсутствовала. Кроме этого большим недостатком в процессе обучения был отрыв теории от практики - почти все преподаватели не работали на производстве и не могли нам передать многие тонкости технологических приёмов на разных стадиях. Кстати говоря, именно в Свердловске, на базе данных Уральского геологического управления, которое проводило более 1 млн. пог. метров бурения в год, и можно было улучшить этот процесс обучения студентов нашей специальности. Но по каким-то причинам весь этот процесс свёлся только и исключительно к нашей работе в качестве помощников бурильщика на летних практиках в геологоразведочных партиях геологического управления. Ни о каких исследовательских работах в системе УТГУ речь даже и не заводилась. Надо признать и тот факт, что в те годы на обычном производстве о необходимости проведения каких-то исследовательских работ с целью повышения эффективности производства догадывались очень немногие руководители, а привлекали учёных со стороны и своих инженеров совсем уж единицы. Основным методом в те годы был клич : "Давай, давай"! Всё остальное считалось " от лукавого". Конечно, это не относилось к оборонным отраслям производства - там научно-исследовательские и конструкторские разработки имели даже заделы на несколько лет вперёд. Просто это подтверждает тот факт, что в те годы всё лучшее, включая и значительную часть науки , было брошено на оборонку.
Начиная с 3-го семестра, один учебный день в неделю целиком посвящался занятиям на военной кафедре. Года 3-4 назад из студентов - горняков готовили офицеров запаса инженерных войск , в основном сапёров. Эта военная специальность была очень родственной гражданским специальностям горного института - большинство имело навыки обращения со взрывматериалами , шахтостроители , горняки , горномеханики знали строительное дело. Всё же по каким-то соображениям решили готовить офицеров для зенитной артиллерии и войск противовоздушной обороны (ПВО). В аудитории 2 -го учебного корпуса завезли технику тех лет - 37 , 57 , 85 и 100 мм. зенитные пушки , радиолокационную станцию СОН-4 , решающий прибор ПУАЗО -3 и 7, и другую технику. Пушки калибра 37 и 85 мм. были уже достаточно устаревшими, поставлены на вооружение в 30-х гг., и прошли Отечественную войну. Их эффективность оставляла желать лучшего - на 1 сбитый самолёт было израсходовано в среднем 500 снарядов. Наш курс сразу стал изучать последние разработки в этой сфере - 57 и 100 мм пушки и станцию орудийной наводки СОН-4. Они уже несколько лет стояли на вооружении и до сих пор были секретными. Основными предметами изучения были : стрельба ЗА , матчасть , тактика и другие. Сюда же входила и строевая подготовка , и изучение Уставов .
Все преподаватели были настоящими "зубрами" своего дела и пришли из строевых частей уже дослуживать до пенсии, в основном полковники и подполковники , очень редко появлялись майоры. Все они имели большой жизненный опыт, прошли Отечественную войну , а некоторые и другие военные конфликты. Нам, молодым ещё людям, было интересно их слушать, не только о их профессии , но и просто поговорить "за жизнь". У многих студентов отцы погибли на фронте и глядя на этих офицеров-преподавателей , по возрасту годящимся нам в отцы, некоторые вольно или невольно сравнивали их между собой. У этого поколения офицеров, прошедших тяжелейшую войну и хорошо знавших цену человеческой жизни и смерти не по романам некоторых "придворных" писателей, чувствовался твёрдый нравственный стержень, что позволяло им иметь и свой взгляд на отдельные события прошлого и настоящего. Лучше всего об этом говорит один эпизод в истории страны, произошедший летом 1957 года. Во время дружественного визита военной делегации во главе с Министром обороны маршалом Г.К.Жуковым в Югославию внезапно по радио объявили - маршал снят со всех своих государственных и партийных постов. В качестве причины предложили поверить в то, что Жуков насаждал свой культ личности в войсках, пытался упразднить в армии институт помощников по партийной работе, и т.д. Мы многократно задавали вопросы на эту тему офицерам кафедры - ни один из них не отозвался одобрительно об этом решении Хрущёва, и не подтвердил выдвинутых против Жукова обвинений. Кстати говоря через 25 лет я опять вплотную столкнулся по работе на полигоне с новым поколением офицеров армии. Это были уже совсем другие люди, с несколько иной шкалой жизненных ценностей. Злую шутку с армией сыграл в 1961 году всё тот же Хрущёв - без всякой подготовки , под видом сокращения , выбросил просто на улицу более миллиона военнослужащих, большей частью офицеров. Но ведь хорошо известно, что при сокращении чаще всего убирают ни ненужных людей, а чем -то и кому-то неудобных. В результате этого мероприятия армия лишилась многих приличных и грамотных офицеров и участников войны. На мой взгляд , произошёл как-бы разрыв поколений , что в итоге нанесло большой вред армии. Все ребята охотно посещали эти занятия. Только один человек был освобождён от них навсегда - Дитятьев Вольмар (Володя) Акимович.
Дитятьев Володя появился у нас в группе в середине 3-го семестра, переведясь из Ленинградского горного института после годичного академического отпуска. В Свердловске у него жила мать и последний год он провёл на каком-то очень закрытом военном предприятии , где работал на вредном производстве, дающем право выхода на льготную пенсию через 10 лет стажа. Он был уже солидный мужик 1927 г. рождения, т.е. на 10 лет старше нас. Всегда был очень тщательно одет в недорогую, но хорошо вычищенную, выглаженную одежду и обувь . Почти всегда при галстуке, даже на лекциях. По его рассказам, он в 1944 году пошёл добровольцем и его выучили на фотооператора самолётов -разведчиков на Чёрном море. Базировались они в порту Феодосия и летали на американских летающих лодках "Каталина" на фотосъёмки нефтяных объектов Румынии (Плоешти)и порт Констанцу после наших бомбардировок. Там же он участвовал во флотской самодеятельности - показывал фотографии. Он обладал очень характерной внешностью - большой длинный нос и очень длинные, цвета спелой соломы, волосы. Кроме этого обладал и несомненным актёрским талантом. Зная его нелёгкий путь в будущей жизни, я и сейчас уверен , что его выбор профессии был ошибочен, и ему надо было идти в школу- студию при каком нибудь приличном театре в Москве или Ленинграде. Тем более,что он и женился-то очень поздно. Нас, по сути ещё совсем молодых пацанов, он покорил своим поведением и рассказами. Он рассказывал нам про то, как в Ленинграде, на танцах в Мраморном зале, можно было "снять" девочку , показав ей уголок сотенной бумажки из наружного нагрудного кармана пиджака, и сразу везти её за шторы окон. Мы слушали, раскрыв рот от изумления. Свердловск ещё до такого уровня культуры не дорос! И мы соглашались с ним , что Ленинград в этом плане был более культурный город. Правда, в качестве доказательств он показывал нам одну и ту же фотографию - на каком -то сундуке лежит голая старая женщина, с волосами на известном месте, как усы у маршала Будённого. То, что такую старуху "снять" на танцах в Мраморном дворце было невозможно - это и мы понимали -многие из нас не были совсем зелёными в таких делах. Самое интересное было ещё в том, что когда я через 2 года ездил с концертной бригадой в Ленинград, то мы выступали и в Мраморном дворце и были там на танцах. Володины рассказы я не забыл, и решил посмотреть всё сам в натуре. Окна с подоконниками были действительно большими, а за портьерами каждого окна можно было спрятать несколько пар. Однако бурного "оживляжа" на этом фронте я совсем не увидел. Никто не показывал уголки сотенных бумажек и никто не ходил парами за портьеры. Рассказы про такую "культуру" сильно напоминали "очень культурную девушку Фиму Собак" из известного романа, которая даже знала слово "гомосексуализм". Но это пришло позже. А сейчас мы слушали Володю с определённым интересом.
Однажды мы вчетвером зашли пообедать в часы "пик" в большое театральное кафе на Вайнера рядом с драмтеатром. Все столики были заняты. Вскоре нам, и за соседние столики принесли заказ, и все, пригнувшись, сосредоточенно и без всяких разговоров, как это бывает в обеденное время, стали тихо работать вилками и ложками. Трудился вместе со всеми и Володя . Потом вдруг не поднимая и не поворачивая головы он очень громко, на весь зал крикнул: "Споём?!" При этом не один мускул не дрогнул на его лице и он всё так же сосредоточенно тягал салат из тарелки. Весь зал мгновенно напрягся, "запрядал" ушами и все начали поворачивать головы с набитыми пищей ртами в разные стороны, разыскивая возмутителя спокойствия. Однако никого не обнаружили. Мы же, зная Володины фокусы, слегка прыснули в ладошки, но сидели совершенно невозмутимо и работали над своими тарелками. Так как Дитятьев уже имел какое-то воинское звание, то был освобождён от прохождения военной учёбы. Не посещал эти занятия и ещё один наш одногруппник - Паша Ведерников. Он был ещё старше - с 1925 года, пулемётчик в Отечественную войну, который был комиссован после тяжёлого ранения. К нам он тоже пришёл на 3 семестре после академического отпуска. Незаметно подошла зимняя сессия. Для меня, да и не только, особую сложность представлял экзамен по начертательной геометрии. У нас в группе было несколько ребят, кому она давалась легко. Письменные задания я все сдал в срок, хорошо готовился к устному экзамену, но на нём всё - таки "поплыл" - не было у меня объёмного мышления. Больше тройки получить не удалось. Дитятьев же вообще не мог ответить на большинство вопросов, старательно морщил лоб, и потом уже, чуть не плача, стал объяснять преподавателю, что он уже стар, голова работает плохо и просил его учесть эти обстоятельства. В конце концов тот сжалился и поставил ему тройку.
А вот на экзамене по минералогии у меня случился форменный "прокол". Я любил этот предмет, знал химические формулы всех минералов и легко называл их все в ящиках коллекции на кафедре. Экзаменатор П.Я.Ярош обращал мало внимания на ответы по билету. Главным для него было назвать минерал и его формулу из его собственной коллекции. Так и произошло. Я кратко ответил всё по билету и он начал доставать из своих ящиков минералы - я их тут же называл. Потом вдруг он достал зелёный кусок размером с руку, и тут я замешкался и не мог назвать. Тогда он сказал: "Что это вы, молодой человек, серпентин не узнали?" А я его до этого видел только в маленьких кусочках, но и этот большой должен был узнать. В результате этого он сразу мне поставил в зачётку "уд", что я до сих пор считаю незаслуженным и несправедливым. Остальные экзамены и зачёты сдал нормально и поехал домой на зимние каникулы. Обратно зачем-то взял с собой гитару из дома, а Стасик привёз аккордеон и я иногда пытался ему подыгрывать разные песни. В конце февраля 1956 года в Москве начался 20-й съезд партии. По докладу Хрущёва и и выступающим делегатам стало ясно, что партия хочет подвести черту под сталинской эпохой , а заодно и весь негатив тех лет возложить на Сталина. Уже стало известно и обсуждался в кулуарах тот факт , что была большая "закрытая" часть отчётного доклада Хрущёва. Принятое Постановление съезда "О преодолении культа личности И.В.Сталина..." было весьма куцым и маловразумительным. В конце марта в партийные органы на местах пришёл текст "закрытой" части доклада и на его зачтение собирали вместе коммунистов предприятий и организаций и комсомольский актив. Так как подавляющая часть студентов ни к той, ни к другой части не принадлежала, то приходилось пользоваться слухами. От нашего курса там был Вадим Проняев, как секретарь курса. Он и рассказал про аресты и расстрелы некоторых известных в то время в стране людей. Однако речь шла только о Сталине , Берии , Ежове и Ягоде- т.е. людей, которых уже не было в живых по тем или иным причинам. О их проделках знало подавляющее большинство населения страны и даже мы, молодёжь. А вот большая часть руководителей партии и государства, сидевших в том числе и в президиуме съезда, поднявшихся на эти вершины при Сталине, не могли не участвовать в репрессиях невинных людей, но этот факт ни один из них не признал и признавать не собирался. Уже позднее, когда некоторых вождей по разным причинам сдвинули с политического Олимпа, на них скороговоркой указывали, как на активных участников репрессий в стране. Хотя всем тоже было понятно, что те, кто указывал на них пальцем , тоже могли быть причастны к этим делам.
Однажды в выходной день к нам домой вдруг ни с того, ни с сего пришёл высокий худощавый парень наших лет. Назвался Лёвой и был студентом 2 курса нашего факультета из группы РМ-1. Стасик чего-то наигрывал на аккордеоне, я пытался ему аккомпанировать. Он посидел, послушал нас. Потом речь зашла о пластинках и джазе, которого тогда мы уже много наслушались. Потом он взял у меня из рук гитару и начал наигрывать разные мелодии. Мы сразу обратили внимание на его уникальную кисть руки - очень длинные и мощные пальцы . Ещё более мы были не просто удивлены - поражены его манерой игры. Он абсолютно точно, на слух, играл мелодии разных песенных шлягеров тех лет, потом перешёл на джазовую классику. Это была чисто свинговая манера исполнения в стиле Джанго Рейнхардта ( это я уже понял позднее), который в те годы был широко известен в мире. Однако самое интересное было то, что он не просто играл мелодии "на слух", он непрерывно импровизировал. Мы просто обалдели от такой игры и сразу поняли, что перед нами большой мастер. Приехал он учиться из заштатного районного городка Алапаевск. Было совершенно ясно, что он имел там хорошего наставника в джазовой манере игры, прослушал очень много граммзаписей на эти темы. Музыкального образования не имел, но неплохо разбирался в гармонии и началах сольфеджио, имел почти абсолютный слух. Он безусловно понял какое впечатление произвёл на нас, а мы тихо сидели и смотрели ему в рот. Потом он вдруг завёл речь о том, что в институте планируется создать джаз-оркестр и надо подбирать туда музыкантов, из тех , кто может держать в руках хоть какие-нибудь подходящие инструменты. Потом вдруг он предложил мне место гитариста в этом оркестре. Я ошалел и сказал, что это место только его и лучше человека туда не найти. Лёва согласно кивнул головой, но потом добавил, что в оркестре на гитаре он играть не хочет, а займётся учёбой и игрой на саксофоне и кларнете. Тогда я ему сказал, что у меня нет никакой музыкальной грамоты и я знаю на гитаре всего несколько аккордов. Он ответил, что посмотрел уже несколько человек и никто ничего не умеет. Но он пообещал взять надо мной шефство, и я согласился. Уже позднее он мне сказал, что заметил у меня хорошее чувство ритма и поэтому пригласил. Лёва был чрезвычайно талантлив, и я его опишу детальнее в разделе "4 курс".
8.Хозяева.Субботники. Спорт. Культура. Джаз - оркестр. Весенняя сессия.
Владелицей дома была хозяйка со взрослой дочерью. Обе были черны, как галки. Вероятно имели примесь цыганской крови. С ними жил сожитель дядя Федя с не совсем ясным прошлым, о котором он никогда не распространялся. Её дочь Тамара была симпатичной девушкой, но с нами, студентами, заводила лишь лёгкий флирт. Оказывается у неё был друг из уголовной среды, который постоянно сидел и за весь год только однажды несколько дней прожил у нас, пока его снова не забрали. Ночевали они с Тамарой на печке и когда уж сильно начинали там шуметь, хозяйка цыкала на них, чтобы не мешали людям отдыхать, да и самой ей шум был ни к чему. Она была уже серьёзно больна и весной умерла. Поэтому-то мы у себя дома никаких встреч, праздников не проводили. Иногда такие встречи вскладчину мы устраивали в одном из недалеко расположенных домов, где было много невест на выданье и нас охотно принимали.
Студентов со всего города активно привлекали на субботники на стройки города и свои собственные. Особенно часто мы ездили на строительство завода железобетонных изделий (ЖБИ), которому впоследствии присвоили имя Ленинского комсомола. Строился он за ВТУЗгородком, недалеко от озера Шарташ.Путь туда пролегал через очень живописное место -"Каменные палатки". Так назывался двуглавый холм, сложенный из матрацевидных отдельностей гранита. Завод был очень большим производственным комплексом, который должен был поставлять укрупнённые стройконструкции для намечавшейся в городе широкой программы крупнопанельного домостроения. Использовали нас, в основном, на неквалифицированном труде - зачистках от строительного мусора, копке небольших канав, и т.д. С такими же целями нас привлекали и на стройку нашего общежития корпуса "Б" на ул. Большакова. Его коробка уже была давно готова и внутри шли отделочные работы. Заселение планировалось с нового учебного года осенью 1956 года. Все мы с нетерпением ждали этого момента и верили, что так и произойдёт. Правда , ещё не было известно кто получит право заселиться - ведь там могла жить только половина студентов.
В городе хорошо развивались многие виды спорта, но особенно хоккей с мячом, футбол , баскетбол , волейбол, художественная гимнастика. Были и хорошие лыжники, и конькобежцы , и штангисты. Свердловск дал стране много чемпионов мира, Европы и Олимпийских игр. В ЦПКиО им. Маяковского весной этого же года я смотрел показательные выступления штангистов с участием легендарного Аркадия Воробьёва и стрелковые соревнования на траншейном стенде с участием хорошо известной семейной пары Н. и В. Бурденко. В нашем институте мы охотно посещали студенческие соревнования, особенно по волейболу между горняками и их извечными соперниками - политехниками. Игры эти носили очень профессиональный и просто захватывающий характер. Конечно, политехники играли более профессионально. Это была по сути команда мастеров спорта - там их было 5-7 человек в разные годы. Один раз наша команда всё-таки выиграла у них матч благодаря, видимо, горячей нашей поддержке.
В баскетбол играла более слабая команда, но тем не менее и из неё вышел игрок экстра-класса - горномеханик А.Кандель, который года через 3 был даже включён в сборную Союза. Весной этого года футбольная команда "Уралмаш" вышла в высшую лигу футбола и когда к нам приехал на матч ЦСКА, то мы с Лёней пошли на стадион. Конечно, наши проиграли 0:1 , но зато мы посмотрели таких грандов футбола, как Б.Разинский, А.Башашкин и др. Нас, студентов разных ВУЗов и техникумов пытались по разному приобщать к высокой культуре . Была система абонементов в филармонию, куда на симфонические концерты можно было пройти фактически за символическую плату. Я их не покупал, но однажды решил пройти с товарищем по чужому абонементу. Выступал симфонический оркестр филармонии. Не могу сказать, что вся подобная музыка мне не нравится, но с того вечера мы ушли в первом антракте. В оперном театре однажды слушал оперу "Князь Игорь" - после уже на оперу больше не тянуло. Смотрел балет "Лебединое озеро" и тоже остался равнодушен. Балетное искусство по- новому оценил только после просмотра по телевизору балета Хачатуряна в постановке Ю.Григоровича "Спартак" - это было для меня просто открытием заново этого вида искусства. По сравнению со старыми балетными спектаклями, где мужчины выглядели только как поддержка для главной героини и были статичны, то в этом балете великолепные танцоры В.Васильев, М.Лиепа играли совершенно самостоятельную, чуть ли не заглавную роль. Спектакль был настолько динамичен, что смотрелся на одном дыхании.
Театр музкомедии, хотя и считался третьим в стране, но после двух посещений туда больше не тянуло -было в постановках немало откровенной халтуры. Основным воспитателем и властителем дум для нас молодых было всё-таки кино. В середине 50-х гг. на экраны сплошным потоком пошли новые фильмы доселе неизвестных режиссёров. Это были и семейные и производственные, из колхозной жизни и музыкальные комедии - "Испытание верности", "Битва в пути", "Весна на Заречной улице", "Девчата", "Простая история", "Всё начинается с дороги" , "Карнавальная ночь", "Неподдающиеся", "Девушка с гитарой", "Девушка без адреса" и много-много других. Сразу появилась плеяда очень талантливых, молодых и красивых актёров - Н.Рыбников , Ю.Белов, В.Лановой, М.Ульянов , Т.Сёмина , Л.Гурченко, А.Ларионова , И.Макарова и др.
Новые фильмы появлялись буквально каждую неделю и думаю, что 80-90% населения их смотрело все до единого. Бывало сразу в трёх центральных кинотеатрах шёл один и тот же фильм. Выстраивались огромные очереди за билетами, особенно на вечерние сеансы. Да и на дневные не всегда можно было свободно попасть. Вечером в больших центральных кинотеатрах, как правило, за полчаса до начала в фойе играли маленькие джаз -ансамбли и выступали местные эстрадные певцы. Исполнялись песенки из современных фильмов и довоенная джаз -классика типа "Неудачное свидание" А.Цфасмана и др. Это был настоящий "пир" как киноискусства, так и прокатчиков. Думаю, что ничего похожего уже никогда и ни в одной стране не будет. Кино в те годы из-за своей чрезвычайной популярности было под пристальным надзором партии и несло очень большую идеологическую нагрузку, подвергалось жёсткой цензуре. В фильмах пропагандировались только "правильные" отношения между людьми ,а если возникал какой-то производственный конфликт, то всегда побеждали новаторы. Все герои говорили нормальным языком. Однако народ был достаточно грамотен и хорошо отличал жизнь "киношную" от реальной жизни, в которой вполне достаточно было пьянства, прогулов , хамства и матерщины. Очень популярны были детективные фильмы. Их выходило на экран очень мало 2-3 в год, но делались они очень добротно и правдиво, и народ верил в эти истории, потому что серьёзная преступность в те годы была сильно подавлена и счастливый конец воспринимался нормально. В отличие от детективных фильмов сегодняшних лет, когда преступления в реальной жизни по своей жестокости, изощрённости и количеству намного превосходят выдумки сценаристов. Вскоре объявили о сборе на первую репетицию джаз-оркестра. Собралось около 12 человек - пианист , два трубача, тромбонист , саксофонист (настоящий) и саксофонист-ученик(Лёва Мельников), ударник, контрабас, гитара , два скрипача, аккордеон. Из этого сбора только 5 человек или закончили или подолгу учились в музыкальных школах- семилетках . Остальные были любители - самоучки чистой воды. Причём до этого все играли только классику (кроме Мельникова, конечно). Официальным руководителем был человек, который руководил таким же оркестром лёгкой музыки в кинотеатре "Октябрь", а неофициальным заместителем - Лев.
Сразу начали разучивать несколько пьес на "вечнозелёные" джазовые темы из Гершвина. Каждый разучивал свою партию по нотам. Основные солисты ноты знали на неплохом уровне, а вот ритм-группа , и в том числе и я , совсем плохо. Конечно, ноты я знал,т.к. неоднократно пытался продвинуться в игре по разным самоучителям, знал некоторые тональности и примерный порядок их смены, но совершенно не умел брать ноты быстро и по нужным длительностям. Сначала хотели писать мне партию по цифровой системе, но потом отказались от этой затеи ввиду бесперспективности, и стали мне писать аккорды аккомпанемента с латинским обозначением. Я их старался выучивать наизусть. Большую помощь мне оказывал Лёва. Он всегда мне несколько раз проигрывал мою партию, показывал технику аккомпанемента - для разных пьес она часто была разная. По крайней мере щипковый метод, который я освоил до этого, совсем не подходил. И пришлось осваивать удары по всем струнам пятернёй и применять медиатор - иначе гитара совсем не слышна. А они у нас тогда все были акустические , а не электрические, как уже много лет.
Самое интересное начиналось тогда , когда все садились на свои места после разучивания своих партий, и пытались сыграть tutti. Тут-то и начиналось кто в лес, а кто по дрова. Мало того, что многие солисты по ходу игры врали свои партии, так обнаружился и ещё один недостаток - никто не владел свингом и плохо держали ритм. Мне с ударником было легче всего - если я чувствовал, что беру не те аккорды или не успеваю брать те, то стал при этом приподнимать от струн пальцы левой руки , продолжая правой рукой отбивать ритм как бы в режиме работы барабанных щёточек. Звук аккорда при этом исчезал. Но и при моей игре на аккордах , Лёва, который стоял рядом , часто морщился от моих звуков. Репетиции шли около двух месяцев и на майские праздники мы уже участвовали в общем концерте в актовом зале института. Мы сыграли пару музыкальных пьес, и солистка спела под наш аккомпанемент 2 песни. Однако чувствовалось, что такой малоуправляемый кагал, как наш оркестр, был Льву не по душе и он из него выделил 5 инструменталистов - рояль (аккордеон), кларнет(саксофон) , гитара, контрабас . Сам он подключался пятым либо на саксофоне, либо на кларнете , иногда солировал на гитаре. Меня он опять взял на гитару и мы репетировали этим малым составом либо сразу после оркестра, либо в другие дни. Как показал и опыт последующих лет - это было правильное решение. Создать и запустить в институте даже маленький джаз-оркестр было невозможно ввиду отсутствия достаточного количества нужных солистов-инструменталистов. А такой квартет или квинтет мог хорошо сыграться, был мобилен и, в общем давал неплохую музыку как отдельно, так и для сопровождения солистов. В отдельные периоды времени у нас появлялся дополнительно трубач на помповой трубе. Появились и заказы на наш маленький ансамбль - играть танцы на вечерах отдыха и музыку на студенческих свадьбах. Если у себя в институте денег нам никто не платил, то на студенческих свадьбах, которые проходили в разных кафе и столовых города, нам накрывали столик с горячительными напитками и закуской. Правда, и играть при этом приходилось до упаду , либо до водяных мозолей на подушечках пальцев. Весной мы уже твёрдо стали на ноги и нас знали. Кстати говоря , даже в таком огромном ВУЗе , как Уральский политехнический, тоже не было оркестра, а играл такой же инструментальный квинтет. Однажды в ансамбль к нам попал даже трубач-профессионал Юра Гончаренко, который только что пришёл со службы в СА, где играл в отдельном показательном оркестре Министерства обороны. Пришёл он со своей помповой трубой, которую мы впервые увидели, т.к. до этого наши трубачи играли на клапанных трубах. Играл он хорошо, но через пару месяцев ушёл куда-то в профессиональный коллектив. Позднее мы услышали, что он по конкурсу прошёл на 4-ю трубу в оркестр Олега Лундстрема.
В этом году у нас предстояла летняя производственная практика по горному делу и мне пришла в голову мысль: "А почему бы не поехать в Североуральск?" Правда , практика должна была проходить в одном месте и всей группой. К этому времени мы уже близко подружились с Володей Дитятьевым - у него был хороший, привлекающий к себе характер - тактичен , не хам , приятный, с грубоватым юмором человек. Он поддержал мою идею и тоже захотел ехать со мной. Зав.кафедрой не возражал против нашей поездки если придёт письмо с предприятия, приглашающего нас на практику и с условием, что мы после этой поездки предоставим письменный отчёт. Во время зимних каникул Александр Владимирович Виноградов свёл меня на работе с начальником бокситовой экспедиции Ривкиной В.А. Вера Абрамовна охотно поддержала мою просьбу, дала команду подготовить письмо, а о том, что практика должна быть посвящена горному делу, сказала, что у них в экспедиции бьют шурфы. А если надо будет посмотреть что-то посерьёзней, то рядом СУБР и можно туда походить на экскурсии. На том и порешили и я оставил в отделе кадров все необходимые реквизиты. В суете музыкальной и спортивной как-то быстро прошёл четвёртый семестр и подошла пора зачётов и экзаменов. К этому времени появилось правительственное постановление урезающее стипендиальный фонд во всех учебных заведениях. В нашем институте вышел приказ ректора о том, что платить стипендию будут только тем, кто сдаст сессию не более, чем с одной тройкой. С двумя платить будут, но только тем, у кого доход на одного члена семьи был ниже 450 руб. У нас же с мамой с учётом её северных надбавок было больше, но она прислала справку только на оклад в 850 руб. И я не считаю это каким-то обманом, т.к. деньги у нас в стране всегда имели разную цену - одна была у тех, кто жил в своих частных домах и имел свой огород, и совсем другую, кто жил в городских квартирах, получая оклад на работе. Поэтому 300 деревенских рублей плюс доход с усадьбы ценились намного дороже городских рублей.
Наступили жаркие весенние деньки и студенческий люд в те годы летом ходил, в основном, в резиновых кедах. Ноги от них страшно потели и воздух вокруг такой обуви был густой как кисель. Практику и зачёты по физике у нас проводила ассистент Килюкова (Туленкова , Козлова - за два года она дважды меняла фамилию) - очень красивая молодая брюнетка с ликом актрисы Э.Цесарской , с ещё более тонко выписанными бровями, но ,правда, с излишней полнотой. На зачёт сел против неё наш довольно плотный и увесистый парень и начал отвечать. Через какое-то короткое время раздался её громкий голос, обращённый к отвечающему: "Убери ноги!" Парень непонимающе взглянул на неё.- "Убери ноги, говорю! - Воняют!". Это была пожалуй, сама тяжёлая экзаменационная сессия. Предстояло сдать экзамены по высшей математике и общей физике за 3 учебных семестра каждый. Физика шла в одном потоке с геологами. На лекциях в больших аудиториях собиралось по 100 и более человек. Часто это была первая пара часов, которые я частенько просыпал. Кроме этого я долго себе не мог на базаре купить подходящие очки и поэтому мало что видел на лекциях. Записывать их в таком случае я тоже не мог. Как всегда , на подготовку дали три дня, и я пошёл учить её в библиотеку. Адаптированного для нашей профессии учебника не было и в помине. Пришлось брать то, что было. А это трёхтомник Папалекси , "Физика твёрдого тела" Ландау Л.Д. и ещё ряд университетских курсов. Все они были плотно насыщены высшей математикой и предназначались явно не для нас. Учил наощупь, то, что полегче давалось и было вроде понятно. Но прошло 3 дня , и стало ясно, что я ничего не знаю. Пошёл. Взял билет и начал вспоминать ответы из школьного курса . Из томов Папалекси я так и не мог вспомнить ничего. Ходил на экзамены всегда в первый заход , не тянул кота за хвост. Отвечать выходил также первым, в крайнем случае вторым. Тут всё произошло так, как и должно было произойти. Ничего существенного по билету экзаменатору я не рассказал и она начала задавать дополнительные вопросы. Я усиленно изображал активный мыслительный процесс и на каком-то последнем вопросе ответил что-то близкое к истине. Видимо, ей не хотелось начинать экзамен с "неуда" , и она сказала мне: "Ставлю вам тройку, но физику вы не знаете!". Я облегчённо кивнул и быстро покинул аудиторию. Это был у меня первый и последний экзамен на грани провала за 15 лет учёбы.
Экзамен по математике прошёл тоже примерно в таком же ключе, но полегче, т.к. прочного фундамента, заложенного Плоткиным Н.И. в первом семестре , хватило, но только на твёрдую тройку. Таким образом лимит троек был полностью исчерпан. Однако при сдаче экзамена по английскому языку я тоже получил уже третий "уд". Английский я начал учить заново в институте и давался он мне не очень легко, особенно произношение. Может быть тут играло роль изучение немецкого языка в школе и я автоматически английский иногда примерял на немецкий. Вообщем ,что случилось, то случилось. Когда после сессии вывесили списки студентов группы, которым была назначена стипендия , то себя я там не нашёл.Кроме этого двух человек у нас отчислили за 3 "хвоста", и ещё у нескольких человек осталось по одному. Вообщем, сессия для всех оказалась крепким орешком , но зато полностью закончились все общеобразовательные дисциплины.
9. Производственные практики: Североуральск и Губаха.
В конце июня мы с Дитятьевым В. выехали в Североуральск и через день пошли в экспедицию разговаривать насчёт нашей практики. Нам сразу сказали, что сейчас мы будем зачислены на штатные должности коллекторов в полевой отряд Завьялова П.К. от Гидрогеологической партии, которая на днях выезжает на съёмочные работы в район п. Усть - Шегультан. Никто не спрашивал что мы умеем делать , а мы не интересовались чем предстоит заняться. Нам велели подойти к конторе экспедиции в рабочей одежде утром через 2 дня. Мы так и сделали. На складе получили палатки , продукты, спальные мешки, горные компаса. Кроме этого я взял с собой ружьё, ставную сеть, которую зимой купил на барахолке на ул. Щорса. Всё это хозяйство грузили в очень оригинальный американский вездеход - "Додж -34". Это была машина с четырьмя односкатными ведущими колёсами, почти квадратной формы в плане и грузоподъёмностью около 1,5 тонн. У него была чрезвычайно низкая посадка при хорошем клиренсе, что давало ему очень высокую остойчивость при кренах и высокую проходимость. В те годы это была единственная грузовая машина такого обличья. Наши конструкторы попытались сделать нечто подобное - ГАЗ - 63 и 66, но это было уже совсем не то. Отряд наш состоял из 7 человек :
- Завьялов Пётр Карпович - начальник отряда,
- Перевозчиков Борис Филиппович - инженер-гидрогеолог из Уральского филиала Академии наук,
- Можжерин Иван Григорьевич - техник-геолог
- Студент- геолог в академическом отпуске
- Повар - молодой паренёк.
- Мы двое с Володей.
Пётр Карпович был очень приятный в общении мужик, не запанибрата, но простой и не строил из себя крупного начальника. Перевозчиков Б.Ф. - это уже совсем другая фигура. С нами, недоучившимися , он держался на отдалении и всегда давал понять, какая есть между нами, и в чём разница. Мы от этого не страдали и принимали это как должное. Можжерин И.Г.- техник-геолог, закончил Исовский геологоразведочный техникум, который готовил, в основном, специалистов по россыпям. Приехал в Североуральск, потому что тут у него жили родители. Парень с абсолютно белыми волосами и такими же белыми, поросячьими ресницами.
К обеду погрузились , покушали в ближайшей столовой и отправились в путь. С нами ехала и собака Можжерина - великолепная белая лайка Снежок. До Кальи дорога была более-менее, а дальше, до Черёмухово - разбитая , с большими колеями , но проезжая. Далее путь проходил по тайге , а дорога представляла из себя разбитый просёлок, совершенно непроходимый летом для обычных автомобилей. Там, где дорога шла через сосновый бор, она имела приличный вид. Бор кончается и начинаются всякие низины с мшаником. И такое чередование на все 15 км. от Черёмухово. Отряд перед выходом в маршрут []Отряд перед выходом на маршрут. Подвесной мост на Сосьве []подвесной мост на Усть-Шегультане. Когда машина вошла в лес, то собаку выпустили из кузова на волю и она бежала недалеко от машины, то перегоняя её, то возвращаясь. Примерно через 5 км. от Черёмухово мы с машины увидели взлетевшую с дороги большую чёрную птицу. Тут же её увидел и Снежок и кинулся вдогонку с громким лаем. Это был молодой глухарь, который клевал на земле камушки. Машина остановилась и мы услышали метрах в 100 злобный лай собаки. Иван Можжерин схватил ружьё и пошёл к собаке. Лайки вообще славятся тем, что хорошо "держат" глухаря на дереве, а тот с любопытством сверху её рассматривает. Через несколько минут раздался выстрел, и вскоре появляется Иван, держа большую птицу за лапы. Тут же прыгает Снежок и пытается ухватить птицу зубами. Все испытали большую радость не только от того, что скоро сварим суп-кондёр, но скорее от волнующего момента встречи с такой редкой птицей и её успешной добычей. Все мы много раз тут же с ней сфотографировались.Слева-Перевозчиков Б.Ф. []Слева -Перевозчиков Б.Ф.
Через примерно час езды начался спуск в долину р. Сосьва и справа потянулся сосновый бор с редкими вкраплениями кедра. Внезапно Снежок с громким лаем кинулся к одному дереву. Машину опять остановили. На этот раз и я, взяв заряженное ружьё, пошёл в сторону собачьего лая. Вышел опять и Иван Можжерин с ружьём. Невдалеке собака облаивала дерево и при нашем приближении к нему на его вершине мелькнула тень, и собака перебежала к соседнему дереву, и так было несколько раз. Кто-то уходил от собаки и от нас, перепрыгивая на верхушки соседних деревьев. Мы поняли, что это соболь или куница. Наконец на одной из вершин она замерла , а собака злобно облаивала именно это дерево. Внимательно рассматривая густую крону сосны , я на самой вершине заметил очень слабый момент шевеления чего-то и сразу, прямо через ветви, выстрелил туда. Оттуда вывалился большой комок чего-то и стал падать вниз, беспорядочно ударяясь о толстые сучья. Это была куница. На последней ветке ей удалось зацепиться когтем, она вытянулась и через несколько секунд упала на землю. К ней бросились Снежок и Иван. Снежка он отбросил в сторону прикладом ружья, а куницу схватил и закричал: "Моя! Моя куница! Ведь собака -то моя, поэтому и куница моя!" Я и не думал ему возражать и спорить. Уже много позднее мне пришла мысль, что зачем же я в неё стрелял? Ведь на ней была летняя шкурка, ни к чему не пригодная. Правда утешает мысль, что если бы не я ,то Иван бы тоже выстрелил, не раздумывая. Позднее он сказал мне, что сделал из неё дома чучело.
Через несколько минут мы уже спустились на самый берег Сосьвы и начали разгрузку вещей для полевого лагеря. Выгрузив машину, расположились на короткий отдых. Пётр Карпович достал 2 бутылки водки, стаканчики и кружки с нехитрой закуской и выпили по маленькой за начало полевого сезона. Машину отпустили и начали натягивать двухместные палатки. Это тоже оказалось совсем не простым делом, как мы думали вначале. Нас с Володей учил этому делу сам Завьялов. Оказывается мало только хорошо вбить все колья и натянуть шнуры. Требуется ещё и вход развернуть вниз по склону, а вокруг всего периметра палатки прокопать траншейки для стока дождевой воды вниз и в сторону от входа в палатку. Повар наш разделал глухаря и заварил большой котёл супа-кондёра. После установки всех палаток и размещения в них остальных вещей , сделали небольшой навес от дождя над обеденным столом и сели ужинать. Опять всем налили по рюмке, накушались, напились вдоволь чаю и пошли отдыхать по своим палаткам. Мы расположились вместе с Дитятьевым, зажгли свечу и залезли в спальные мешки. Мы ещё с вечера заметили довольно много комаров, и если у костра они ещё не так донимали, то при отходе в сторону изрядно надоедали. Палатки были новые и я застегнул вход на 3 ряда пуговиц. Залетевших ранее комаров выбили со свечкой и улеглись. Завтра утром Завьялов поднял всех в 7 утра. Повар встал ещё раньше, и уже сварил нам рисовую кашу на сгущённом молоке, и заварил большой чайник чая. Покушали достаточно плотно и выпили по поллитре чая. Мы с Володей всё ещё не знали, что мы должны делать и в первый маршрут в поле нас повёл сам начальник отряда.
Подход к месту занял более часа. Весь лес был разбит узенькими квартальными визирками на квадраты со стороной 2 км. Наша задача выглядела следующим образом: идём по визирке 2 км. и описываем все карстовые воронки и обнажения пород в пределах видимости в стороны. Делаем краткие зарисовки и эскизы, горным компасом измеряем элементы залегания пород. Пройдя всю визирку, поворачиваем на боковую, отмеряем по ней 200 метров и идём в обратную сторону уже только по магнитному азимуту. Возвращаемся на первую поперечную и измеряем шагами расстояние до места входа. Теоретически оно должно быть 200 метров, но из-за движения по азимуту всегда возникают ошибки. Таким образом производится привязка пройденной линии. Опять отмеряем 200 метров и идём в первоначальном направлении, и т.д.По сути дела это было движение зигзагом , у которого длинная сторона была 2000 м , а короткая - 200 метров. Кроме этого на всей длине хода также производился счёт шагов и таким образом объекты более - менее точно привязывались на местности. Это называлось гидрогеологической съёмкой. Завьялов научил нас ходить по азимуту, и весь первый день провёл с нами, показывая, как надо вести ещё и документацию. Сильно уставшие, к вечеру мы пришли на базу. Повар уже приготовил обед и все расселись за общим столом. Пища была без особых изысков - либо одно первое, либо одно второе блюдо. Чай в любое время. Масло сливочное и белый хлеб. После ужина Завьялов выдал нам карту лесных кварталов, журналы наблюдений и со следующего дня мы выходили самостоятельно.
Погоды стояли жаркие и от правильного питания зависел успех работы на маршрутах. Воды питьевой там не было совсем, а брать с собой и там пить тоже было нехорошо - жажда только усиливалась. Наилучшим оказалось - к рисовой молочной каше выпивать утром поллитра крепкого чая. После этого работать на маршрутах, там днём ничего не пить, приходить на стоянку к 5 часам вечера и сразу , не ужиная опять выпивать 0,5 литра чая. Потом уже после небольшого отдыха приступать к ужину. Однажды мы ушли, а палатку оставили с неподнятыми крыльями. Вечером вернулись, а в палатке стоит расплавленная от жары свеча. После этого, уходя на маршрут, стали поднимать боковины вверх, чтобы под ними продувалось. Правильность установки палаток была проверена где-то через неделю. Ночью вдруг разразилась сильная гроза с ливнем. Молнии сверкали так часто и так близко, что в палатке было светлее, чем днём. И мы слышали, как мимо нас текли потоки воды , а внутри было сухо. Правда, я с чего -то вдруг решил прикоснуться пальцем к крыше и тут же на меня потёк ручеёк воды. Вот тогда-то я понял, что нельзя во время дождя касаться крыши палатки. Попозже мы напротив палатки в реке поставили на ночь мою сеть и утром сняли двух хороших щучек. Потом мы с Володей решили пройти посмотреть большой посёлок Усть -Шегультан, который располагался ниже нас на 1 км. Взяли с собой спиннинг. К посёлку вёл подвесной мост через Сосьву, как и на Тонге. И судьба посёлка была точно такая же - там жил только лесник, который предложил нам купить у него медвежатины, но мы отказались. Под мостом была видна очень приличная яма, которую я и поспиннинговал. Была одна поклёвка, но подсечь не успел. Яма эта была рыбной всегда. В 1974 году мы здесь с Крупновым П.А. ставили перемёты и имели очень хороший улов, включая и тайменей.
Через пару недель Завьялов собрался в длинный маршрут и взял меня с собой, как коллектора. Вышли раньше обычного и шли берегом Сосьвы в сторону Усть-Кальи. Тропа была достаточно хорошо набита и проходила в основном много выше уровня реки. Природа была там просто потрясающе красива - чистые сосновые боры заходили прямо на высокие скальные берега, где-то спускаясь прямо к реке. Сверху,с отдельных мест открывался вид на речные излучины далеко и вверх, и вниз по течению. В те годы эти места были недоступны обычным видам транспорта и могли посещаться только отдельными людьми - охотниками, рыбаками и туристами.В конце 50-х Сосьву начал активно облавливать Т.И.Викулов. Он приспособился ставить свои сети немного выше перекатов клином и загонял туда тайменей. Во время студенческих каникул они угощали меня таймешатиной во всяком виде.В долине реки были прекрасные заливные луга, которые выделялись населению под покосы. Заготовленное сено ввиду летнего бездорожья скирдовали на месте, а вывозили только зимой по санному пути на лошадках. Когда в конце 50 -х годов отсыпали хорошую грунтовую дорогу до посёлка лесозаготовителей Сосьва, тогда нагрузка на реку в этом месте увеличилась, но более дальних мест всё равно ещё достигали немногие.
На местах скальных обнажений Завьялов старательно отыскивал так называемую фауну - всякую окаменевшую живность, жившую много - много миллионов лет назад - Atrypa , Foraminifera и т.д. Он их выдалбливал из каменного массива и складывал мне в рюкзак. Не доходя немного до Усть-Кальи мы свернули вправо на квартальную визиру и пошли на участок 42-й квартал. Через несколько км. послышался шум дизелей и внезапно открылась поляна, где недалеко друг от друга стояло две работающие буровые установки КАМ-500. Буровой агрегат КАМ-500 []Буровой агрегат КАМ-500.Как оказалось, они тоже принадлежали отряду Завьялова и бурили колонковые скважины глубиной 400-500 метров по проектам Гидропартии. Вышки представляли собой деревянные треноги, покрытые лёгким дощатым потолком , да для лета другие были и не нужны. Завьялов переговорил с буровиками, посмотрел несколько ящиков керна, дал указания и мы двинулись в палаточный лагерь обратно. Правда, путь пролегал уже по другой визире, затем мы вышли на дорогу и уже поздно вечером пришли к палаткам. Путь мы проделали неблизкий - около 25 км. по кругу. Чувствовалась сильная усталость, хотя на ходьбу пешком был я человек привычный.
Нас всех, включая и собаку, сильно донимали комары. Если ночью в застёгнутой палатке их было очень мало, то вечером после работы их было предостаточно. Пытались использовать так называемые "сетки Павловского", пропитанные диэтилфталатом, но они отпугивали их слабо. Других средств спасения от них не было.Так прошло 4 недели и когда я завёл с Завьяловым разговор, что нам надо переходить на горные работы, пообещал выяснить этот вопрос в экспедиции и уехал. Мы же с Дитятьевым что-то всерьёз испугались, когда нам кто-то из отряда рассказал, что попасть в шахту на СУБРе можно только после месячного обучения в учкомбинате. Такого времени у нас уже не было, и мы тут же сдали бумаги кому-то из отряда и пошли пешком на п. Черёмухово. Мы знали в каком городе находятся на горной практике обе группы - в г. Верхняя Губаха, Пермской области. На следующий день мы сразу выехали туда на поезде.
Немного о судьбах людей, с которыми мы здесь работали. Завьялов П.К. , к сожалению, года через два досрочно ушёл из жизни. Говорили, что виной всему была его неумеренная тяга к спиртному. Перевозчиков Б.Ф. волею судебпришёл работать на СУБР гл.гидрогеологом, потом стал секретарём парткома рудника, примерно с 1967 по 1974 г.г. был сначала вторым, потом первым секретарём Североуральского горкома партии, после чего, как все номенклатурщики тех лет, был переведён в Свердловск главным инженером Уральского округа Госгортехнадзора. Можжерин И.Г. , после ухода Ривкиной В.А. с поста начальника экспедиции, в 1972 году, совершенно неожиданно для всех, был назначен главным геологом экспедиции. Роль у него была чисто декоративная, т.к. все основные геологические вопросы решал начальник экспедиции, работавший до этого главным геологом. А река Сосьва в этом месте уже с 80-х годов не течёт - её в районе с. Тренькино повернули на Север и пустили через озёра и русло р. Шегультан. Таким образом оказался осушенным большой отрезок реки, через который проходил дренаж и поступление воды в горные выработки шахты "Черёмуховская".
