В 1974 году я сдавала кандидатские экзамены. Диссертация моя была связана с проблемами развития машиностроения Прибалтики. Поэтому я часто заходила в сектор машиностроения и подружилась с сотрудниками сектора. В нашей библиотеке был один экземпляр книги руководителя этого сектора Козлова. За этой книгой в библиотеке всегда была очередь. Мне досталась эта книга и я, лежа дома на диване, читала эту книгу. В это время раздался телефонный звонок. Позвонил сотрудник сектора машиностроения Альберт Березин. Он спросил меня, чем я занимаюсь. Я сказала: «С вашим Козловым лежу на диване». В телефонной трубке было глубокое молчание. Я поняла свою ошибку и сказала: «Я читаю книгу Козлова по развитию машиностроения». И тогда в секторе машиностроения разразился хохот.
Вообще Козлов был интересный человек. Когда-то он был в сборной СССР по волейболу. Занимался спортом. В его кабинете дверь подпирала огромная гиря килограмм на 20, если не больше. Когда к нему приходил человек устраиваться на работу. Он обычно говорил: «Ты прикрой дверь, чтобы никто не слышал наш разговор». И когда он видел, что человек с трудом откатывает гирю от двери, он сам легко убирал гирю и потом в секторе всем объяснял, что такого слабака брать в сектор машиностроения нельзя. Он привил всему СОПСу интерес к волейболу. И на южной стороне СОПСа ребята вкопали столбы и повесили сетку. И в обеденный перерыв там шли соревнования отдел на отдел. Остальные сопсяки толпились вокруг или смотрели в окна и болели каждый за свою команду.
Однажды у нас был ученый совет в 401 комнате. Там стоял огромный круглый стол. Все сидели вокруг него. Был какой-то очень скучный доклад. Я решила положить ногу на ногу и под столом задела коленкой какой-то выступ. Наклонилась и стала рассматривать его. Напротив меня сидел Копанев, вокруг него сидели его сотрудники, как свита - Ермаков, Гидбут, Сидоров. Копанев увидел, что я что-то рассматриваю и начал смотреть под стол. Все его сотрудники дружно наклонились и начали тоже смотреть под стол. Кончилось тем, что докладчик продолжал читать свой доклад, а все сидящие в аудитории смотрели под стол.
Однажды было заседание в этой же 401 комнате с представителями геофака Университета. Там была моя бывшая староста Рита Горемыкина. Мы сели вместе с Ритой. Выступал Некрасов. Он шепелявил также, как я. Рита заметила это. После Некрасова выступал Славин. Он очень сильно заикался, и слушать его было мучительно. Потом выступил представитель университета. Он говорил как ксендз на паперти, картинно размахивая руками. Рита с серьезным видом сказала мне: «Что же это такое. Ни одного человека, который бы нормально говорил: один шепелявит, другой заикается, а этот, ну как ксендз» Это вызвало у меня такой приступ хохота , что мне пришлось, зажав рот, быстро выйти из аудитории.
Шел 1975 год - 30-тилетие Победы над Германией. У нас в СОПСе в эти годы работало много военных, участвовавших в боях. Мы с Ларисой Федотовой решили подготовить юбилейный концерт в честь наших военных. Начальником Отдела кадров был полковник Широков. Он знал, что я из военной среды и часто называл меня дочкой. Я пришла к нему, рассказала о нашей идеи и он разрешил мне просмотреть мне все личные дела наших военных. Я выписала, кто на каких фронтах воевал, и составила сценарий. Мы взяли в прокате военные формы и другие костюмы и начали репетиции. Почти вся молодежь СОПСа участвовала в этом концерте.
В день концерта актовый зал института был полон. Многие привели своих жен, мужей и детей. Академик Некрасов Николай Николаевич поздравил всех с днем Победы, сказал, что прошло 30 лет, но мы все это помним. Потом за сценой зазвучала песня «Вставай страна огромная, вставай на смертный бой». Занавес медленно раздвигался и на сцене ребята в военной форме сидели у костра, и звучала «Землянка». Потом звучали песни: «Огонек», «Дороги», «Темная ночь», «Шаланды полные кефали», «Смуглянка» и другие. Мы выбирали песни, именно те, которые любили наши участники войны. Ведущий рассказывал, кто на каком фронте воевал, и после этого звучала любимая песня ветерана. Зал то вспыхивал аплодисментами, то слушал, затаив дыхание. На глазах многих ветеранов блестели слезы. Мне потом, после концерта, были открыты двери любого подразделения в СОПСе. Мне давали любые материалы и никогда не отказывали в помощи.
16 мая 1983 года я приехала в Таллин. Об этом периоде есть мои воспоминания, которые я передаю дословно.
« 16 мая приехала в Таллин. Утро ясное, солнечное, но холодное. Встретил меня Раясалу. Решили, не задерживаясь, сразу ехать в пансионат. Пансионат находился в бухте Лохусалу. «Салу» - по русски роща, лесок, а «лоху» - низина, углубление. Туда ведет Пальдисское шоссе, очень красивая извилистая дорога, временами идет моря и тогда из окна машины видна синяя, пронзительно синяя, гладь моря. По пути Раясалу предложил посмотреть Кейлаский водопад. Мы поставили машину на стоянке и пешком прошли не много по лесу. Вода сильно упала и обнажила обломки плит и камни. И водопад уже не воспроизводил такого грандиозного впечатления, как тогда осенью, когда мы приезжали на Конференцию. Но все-таки было и теперь очень красиво: шумела вода в реке, зеленел лес первой свежей зеленью, сеяло солнце и всю душу заполняло какое-то радостное ожидание. Вернулись к машине. И снова петляет по лесу шоссе, открывает за каждым поворотом, что-то новое: то красивый коттедж с ухоженной полянкой и маленькой альпийской горкой, то огромный валун, заросший седым мхом и сам, как седая старина, то красивая и удивительно грациозная сосна, застывшая у дороги. А дорога летит через лес и вдруг выскакивает на просторную площадку и, кажется, замирает ослепленная пронзительной синевой моря и неба и блеском солнца. Долго стоим молча на высоком обрывистом берегу - здесь выходит глинт: слоистая порода, напоминающая слоеный пирог. Студеный воздух обнимает за плечи, пробирается за воротник и рукава. Я вздрагиваю от холода. Тэет замечает и начинает извиняться, что в северной Эстонии «теперь не такое хорошее время для отдыха, теперь пока еще холодно. У нас вообще, в принципе, холодная страна и люди тоже». Я смеюсь и отвечаю ему, что у них просто чудесная замечательная стран. Тэет плохо говорит по-русски и когда испытывает затруднения, то говорит «в принципе». Это любимое словечко у него, которое он говорит часто и с, видимом, удовольствием. Потом мы проехали еще не много и Тэет, кивнув на право, сказал, что это поворот к дачам Совмина.
Дорога поворачивает, то налево, то на право, но повороты почти не заметны, не бросает, как часто бывает, то к дверце, то к водителю. Тэет ведет машину сосредоточенно, уверенно, хотя у машины ручное управление. У Тэета парализована нога, он ходит с палочкой. Очень мучительно смотреть, как он идет по коридору института или по улице. Он высокий, стройный, лицо очень приятное. Особенно запоминаются глаза темные, очень живые с какой-то веселой искоркой. Но держится он всегда очень сурово, вернее официально. Лугус говорил, что Тэет был когда-то великолепным спортсменом, брал призы в соревнованиях по гребле или в парусном спорте (точно не помню). Потом заболел какой-то болезнью (видимо полиомиелитом) и с тех пор не может передвигаться без палочки. Жена у него тоже очень больная. Олев говорит, что на нем держится вест дом. Я смотрю на него и удивляюсь его мужеству. Не всякий выстоял бы от такого удара судьбы. Вдруг Тэет прерывает молчание и говорит, была ли я у морской нимфы. «Сейчас мы в принципе можем навестить ее. Это место называется Меерипиг». Машина сворачивает вправо и подъезжает к деревенскому дому, покрытому соломой и построенному в старом эстонском стиле. Дом стоит на высоком обрывистом берегу моря. Большая чистая зеленая лужайка кажется подстриженной, но нет, это обычная трава с первыми весенними цветами баранчиками, мать и мачехой. Мы обошли дом. Кафе открывалось только с 14.00, а пока еще не было 12.00. Через застеленную стену видно зал с уютными столиками на 4 человека, на каждом столике в маленькой керамической вазочке ветка зелени. Внутри все отделано деревом и камнем. Очень строго, просто и удивительно уютно. Захотелось действительно войти, сесть и посидеть здесь за чашечкой кофе. Мне показалось, что Тэед тоже подумал об этом и расстроился. Но делать нечего. Вернулись к машине и теперь уже без остановок поехали в пансионат. На каком-то очередном повороте у обочины стояли две легковые машины, одна из них была милицейская. Третью машину я сразу даже не заметила, а Тэет, не поворачивая головы, тихо сказал: «Жигули разбились сильно». И тогда я увидела, что в канаве лежит перевернутая кверху колесами машина. Видно были только колеса. «Почему вы решили, что это «Жигули»?» - спросила я. «Я заметил задние фары» - ответил он. Мне стало совестно, что я не знаю таких мелочей. Нет, все-таки как долго не занимайся машиностроением, какого специалиста не корчи из себя, а любой мужик в элементарных железках тебя переплюнет. Доехали до пансионата, долго кружили по дорожкам и, наконец, выехали на площадку для стоянки машин возле какого-то корпуса. Вышли и решили искать главный корпус пешком.
Мимо проходила молодая женщина. Раясалу спросил у нее, и оказалось, что она и есть дежурный администратор. Она взяла ключи и пошла, показать мне комнату. Это был 108 номер. Номера здесь состоят из общей прихожей, туалета и ванной и двух отдельных комнат на 2-х человек каждая. В 108 комнате блок «В» был уже занят. Мне предоставили блок «А». Пока Тэет разговаривал с администратором (по-эстонски) к нам подошла еще одна женщина и сказала, что для меня приготовили другой номер (115), который до 1 июня будет свободен. Мы прошли в номер, посмотрели его, и администратор отдала мне ключи. Тэет пошел к машине, чтобы подвезти мне вещи поближе к корпусу. Я ждала его на скамейке, подставив лицо солнцу. Он вышел из машины и сказал, что если будет такое солнце, то, в принципе, можно загореть. Тэет уехал, а я пошла в комнату, распаковала вещи, оделась по теплее, и пошла к морю. Светило ослепительное солнце и дул прямо-таки ледяной ветер.
Бухта Лохусалу представляет собой песчаную подкову. Пляж узкий и сразу начинается сосновый бор. На западной оконечности «подковы» находится пристань Лохусалу, которая принадлежит колхозу им. Кирова. Там есть причал, у которого швартуются маленькие рыбацкие суденышки. Если идти от западного мыса до восточного по берегу, то это будет не меньше 6-8 км.
Пляж, в оба конца, был совершенно безлюдный, ни одной живой души не было. Я смотрела в море, слушала крики чаек. Недалеко от нашего пляжа в западном направлении в море уходила группа больших и малых валунов. Вдруг среди них я увидела что-то белое, крупнее чаек, сидящих на воде. Прошла немного по берегу, чтобы лучше рассмотреть. Оказалось, что это два лебедя. Это было удивительное зрелище: под голубым небом, на фоне синего-синего моря между валунами грациозно плавали изумительно белые стройные лебеди.
Приближалось время обеда, надо было возвращаться в пансионат. Я шла через сосновый бор к зданию пансионата. Душа у меня ликовала от того, что вокруг были покой, тишина, безлюдье, то, о чем я мечтала, и, главное почти абсолютно никто не знает - где я. С этими блаженными мыслями я вышла на главную аллею, ведущую к центральному входу, и вдруг ... носом к носу столкнулась с начальником отдела тяжелой промышленности Госплана ЭССР т. Йостом. Для него эта встреча оказалось видимо такой же неожиданной. Он остановился, как будто споткнулся, ошалело вытаращился на меня, потом приподнял поспешно шляпу и начал хватать ртом воздух, что видимо должно было означать «здравствуйте». Мое положение было еще хуже, т.к. я при всем своем желании ничего не могла сделать со своим лицом, которое имело выражение воришки, застигнутого на месте преступления. Несколько секунд мы молча смотрели друг, на друга беззвучно шевеля губами. Потом я, идиотски улыбаясь, сказала самую гениальную, с моей точки зрения, глупость, которую можно было сказать в этом случае. «Здравствуйте, и вы здесь?». Из чего можно было заключить, что его появление здесь гораздо невероятнее, чем мое. Глупость всегда обезоруживает и, видимо, поэтому он, вдруг оправдываясь, стал объяснять, что он не отдыхает, а просто приехал проведать жену, которая находится здесь на «реабилитации» (долечивании) после болезни. Чтобы что-то сказать, я вдруг стала говорить о том, что как раз хотела зайти к нему в Госплан, чтобы узнать потребность республики в металлах. Этот разговор был ему явно не по душе, и он как-то жалобно посмотрел в спину своей жене, идущей впереди. В это время мы дошли до моего коридора и я поспешно сказала: «Всего доброго» и быстро пошла к себе в номер.
Я пишу о встрече с Йостом потому, что однажды он сопровождал меня в поездке по северной Эстонии. Зампред Госплана ЭССР Таммевяли просил его показать мне всю северную историю, все, что я потребую. Вместе с нами поехала сотрудница Йоста русская женщина Лариса. Мы побывали в сланцевом бассейне, Нарве, Йыхве, Силламяэ (закрытый город), в Раквере и Пюсси. И заезжали на озера в пансионат Совмина. Когда мы туда поехали, Лариса рассказала мне смешной случай. Они приехали туда большой группой, отмечая какой-то юбилей. К вечеру мужчина решили искупаться в озере, забежали в воду, поплавали и стояли в воде голые, разговаривая между собой. В это время один из них дико закричал. Оказалось, что щука схватила его за так называемое причинное место. Зубы у нее были острые, и пришлось его вытаскивать на руках на берег. Прибежали врачи и осторожно освободили его, вызвали скорую помощь и отправили в Таллинскую больницу. Она рассказывала это так смешно и весело, что, закрываясь от Йоста, мы хохотали на заднем сидении до упада.
17 мая. Вчера легла спать еще засветло. Кстати, солнце здесь светит до 21.00, темнеет очень поздно. Я легла часов в 10 вечера и сразу уснула как убитая. Проснулась в 8.30 . Еле успела собраться на завтрак. Завтрак здесь с 9.00 до 10.30. Потом столовая закрывается до обеда. Вошла в столовую - никого. Затем пришли несколько женщин и прошли в отдельный зал. Они находятся здесь на долечивании и потому питаться по путевке. Для всех остальных - самообслуживание. Кормят хорошо и сравнительно дешево. После завтрака пошла по берегу в сторону восточной оконечности «подковы». На прибрежном песке как и вчера никаких следов кроме больших мужских (видимо от солдатских сапог). И рядом крупные собачьи следы. Я думаю, что утром проходит пограничный наряд с собакой. Ушла по берегу далеко километра на 3 от своего пляжа. Вдруг на берегу я увидела на песке какие-то яркие пятна: оранжевые, белые, синие, желтые. Подошла ближе, поковыряла ногой, присела, стала распутывать этот странный клубок. Оказались это какие-то очень странные яркие синтетические сети. Раньше я никогда таких не видела. Я присела кое-как отпутала большой моток и положила в сумку. Сети были перепутаны и порваны. Видимо их выбросило морем на песок. Я решила, что завтра приду сюда с ножницами и отрежу побольше. Может на что-то пригодятся. С этими блаженными намерениями ушла.
Однажды я пришла обедать позже обычного. В столовой почти никого не было. Уборщица с мокрой тряпкой протирала пол. Я получила обед и села за стол. Следом за мной получал обед седовласый мужчина с очень знакомым лицом. Поскольку пол в столовой был мокрый, он не стал проходить далеко и попросил разрешения сесть за мой стол. Когда он получал обед, женщины с ним приветливо поздоровались: «Тере! Тере!» (по эстонски здравствуйте). Мы сидели за одним столом, и я мучительно вспоминала, откуда я его знаю. В это время официантка принесла ему какое-то блюдо. И стала говорить по эстонски, называя его, Густав. И тут я поняла, что это был Густав Эрнисакс - знаменитый дирижер сводного хора Эстонии. Афиши с выступлениями этого хора часто встречались в городе. Жил он недалеко от Лохусалу в деревне Хеликюла. И приходил сюда обедать. Потом я познакомилась с группой женщин, которые проходили реабилитацию после болезни. Мы ходили в деревню Хеликюла и мне показали дачу Густава Эрнисакса. Это была двух этажная дача. Возле нее лежало несколько огромных валунов, и находилась маленькая альпийская горка с первыми весенними цветами.
Свободное копирование
