Погостив неделю, моя мама уехала, а Минна Соломоновна осталась у нас на вечном поселении. Ее это нисколько не угнетало: потом, в Москве, она говорила, что эти полтора года в Инте она считает лучшими годами своей жизни.
С Юликом она вспоминала всякие случаи из его детства:
– Помнишь, Юленька: когда мы пришли в гости к дяде Мише, во двор выбежала маленькая девочка, совсем голенькая. У кого-то в квартире играл патефон и она стала танцевать под музыку. Ей кричали: "Прекрати, Майка! Майка, иди домой!" – а она все кружилась и кружилась. Помнишь?.. Так вот, она теперь стала балериной и говорят, очень не плохой. Ее фамилия Плесецкая.
Юлик читал ей только что сочиненные стихи про наш домик и его обитателей:
У Жоры есть волосики -
Штук сто волосков.
В волосках две просеки,
Идущие от висков.
А у Валерика волос нету,
Зато есть лысина телесного цвета.
Раньше на ней были волосы,
А теперь – лысозащитные полосы...
А Минна Соломоновна слабеньким дребезжащим голосом пела нам всякие песенки – немецкие, еврейские, польские:
Тонте строне Вислы
Компалася врона.
Пан капитан мысле,
Же то его жона.
– Пане капитане,
То не ваша жона,
То ест малый пташек,
Назваемый врона.
Жорка называл маму Юлика поначалу фрау Минна, потом – Соломоновна, а под конец – Саламандровна. Прозвище закрепилось, многие думали, что это ее настоящее отчество.
В Инте Минна Соломоновна была самым старым человеком: в основном поселок населяли тридцати-сорокалетние. Оно и понятно: воевавшее и угодившее в лагеря поколение. К мудрой Саламандровне приходили советоваться по самым неожиданным вопросам. Она была тактична, доброжелательна, а памятью обладала просто феноменальной – на имена, на даты, на события. Может быть это объяснялось ее слепотой: Минна Соломоновна различала только контуры предметов, а читать давно уже не могла. Для нее мы купили недорогой радиоприемник "Рекорд".
Именно она – исповедница, советчица и всеобщая заступница – послужила прототипом старика из чухраевского фильма. Отчасти и старухи, но больше - старика.