Вместе мы стали готовиться к приезду мам. Моя должна была вот-вот привезти к нам на жительство Минну Соломоновну.
В день приезда мы приготовили вкусную еду – Ян Гюбнер помог. Я сбегал в магазин за тортом, но споткнулся и у самого порога шлепнулся вместе с тортом на грязный снег. Времени бежать за вторым уже не было. Срезали крем, отдали Робину, а остальные поставили на стол.
Со станции вез мам рысак; на козлах –безотказный Васька Никулин. Собственный выезд произвел на них впечатление. А чтобы наше жилье своим убожеством не омрачило радость встречи, мы заранее приняли меры.
Дверь из кухни в комнату завесили драным лагерным одеялом. Через так называемые сени –тамбур из тарных дощечек – провели приезжих в кухню и торжественно объявили:
– Вот наша комната!
– А вы писали, еще кухня есть? – робко поинтересовалась Елена Петровна, моя мама. Мы объяснили, что сени – это и есть наша кухня.
– А почему на стене тряпка?
– Это чтоб не дуло. Там в стене большая щель.
Мама еще раз огляделась и храбро сказала:
– Что ж, очень мило.
Вот тогда мы сорвали со стены тряпку и ввели мам в комнату, где их уже ожидал роскошно сервированный стол. Эффект был именно такой, какого мы добивались: по контрасту с кухней наша комната выглядела вполне сносно.
Пришли гости, и все без исключения понравились нашим матерям. А те -им. Мамы сразу получили приглашение в несколько солидных интинских домов - к Шварцам, к Гарри с Тамарой, к Тоне Шевчуковой...
Минна Соломоновна с ее астмой и глаукомой по гостям ходить не могла, а Елена Петровна ходила. С испугом смотрела, как "мальчики" вместе с хозяевами хлещут водку стаканами, но помалкивала: в чужой монастырь со своим уставом не совалась.