Буром заведовал Владас Костельницкас. Такая же сволочь, как наш Петров, и тоже в прошлом эмведешник. Но внешне – полная противоположность своему каргопольскому коллеге. Литовец, профессорский сын, он обладал вполне интеллигентной наружностью – был близорук и носил очки с очень толстыми стеклами. Обладал он и тем прекрасным цветом лица – белая кожа, нежный румянец – который, по нашему с Юлием наблюдению, бывает только у ангелов или у людей, не знающих угрызений совести (за отсутствием таковой). Костельницкас ангелом не был: с садистическим удовольствием заливал пол в камерах бура ледяной водой – чтоб сидели на нарах, поджав ноги; по малейшему поводу надевал на своих подопечных наручники, избивал. При этом всегда пребывал в превосходнейшем расположении духа: по деревянным тротуарам ОЛПа ходил приплясывая и аккомпанируя себе на воображаемой губной гармошке. Срок у него был небольшой – три года, но и их Владасу досидеть не удалось: его зарезали. Подозреваю, что земляки; литовцы, как и бандеровцы, к минлаговским временам превратились в серьезную и хорошо организованную силу, можно даже сказать – в тайную армию.
Собрав весь ОЛП в столовой, Бородулин произнес гневную речь:
– Враги убили советского офицера Костельницкаса. Не пройдет! Мы найдем убийц и сурово накажем!
Стоявший рядом со мной зек негромко сказал:
– Хуй вы найдете.
Так и вышло. Меня всегда удивляло: почему в большом многомиллионном городе убийц ухитряются найти, а на лагпункте не могут. Здесь ведь, в наглухо запертой зоне, всего четыре тысячи человек. Может, не очень-то и искали – ну, одним зеком больше, одним меньше... Почти все лагерные убийства в Минлаге остались нераскрытыми.
Блатные убивали по-старому – работая на публику. Так зарубили нарядчика, ссученного вора по кличке Рябый: за ним "давно ходил колун", т.е., он был приговорен воровской сходкой.
Сашка Переплетчиков рассказывал: он колол дрова возле барака; к нему подошли двое и попросили на минутку топор. Он дал, хотя понимал что вряд ли топор понадобился им для хозяйственных нужд. Минут через двадцать обоих провели мимо Сашки в наручниках. Один крикнул:
– Сашок, сходи возьми топор.
– Где?
– В черепе у Рябого.
Рябый отдыхал у себя в кабине, когда вошли эти двое. Один занес над его головой топор, другой тронул за плечо: "по соникам" убивать не полагалось. Рябый приоткрыл глаза. Этого было достаточно для соблюдения формальностей. И исполнитель приговора, не дожидаясь, пока нарядчик сообразит, что к чему, рубанул его по черепу. После этого они пошли на вахту и, как требовал ритуал, сказали:
– Уберите труп!
Обычно такие дела поручались молодым ворам долгосрочникам. Двадцать три года сидеть или двадцать пять – большой разницы нет. Зато – какая заслуга перед преступным миром! (Смертная казнь в те годы уголовным кодексом не предусматривалась; чтобы припугнуть блатных, пришлось ввести специальным указом высшую меру наказания за "лагерный бандитизм". Потом-то узаконили "вышку" и за другие преступления).
Свободное копирование
