Как говорится, первый блин комом. Не пробыв в должности хлебореза и недели, я понял, что взялся не за свое дело. В первые же сутки я оставил без законной пайки человек пятнадцать, в том числе и себя… Проторговался начисто.
Слава богу, недостачу начальство простило. Списало за счет моей неопытности. Начальник лагеря вынужден был пожертвовать свой личный премиальный фонд. Спасибо, конечно, что поняли, вошли в положение, но дальше-то как? Тем более та же картина повторилась в последующие дни. Я был в панике.
Срочно надо было предпринимать что-то… Но что?
Перво-наперво я проверил всю цепочку, начиная с получения хлеба в пекарне и кончая выдачей хлеба в виде взвешенной пайки из хлеборезки лагеря.
Оказалось, что потери начинались уже в самой пекарне, где хлеб, как правило, взвешивался и отпускался горячим (пекарня не справлялась с выпечкой). Остывая, он, естественно, терял вес.
Учитывать это никто не хотел, и меньше всего сам заведующий пекарней - широкомордый деляга, получивший срок за какие-то спекулятивные махинации на воле.
Я пытался заговорить с ним о своей проблеме с хлебом, но он не стал меня даже слушать. По-моему, он поставил целью изжить меня вовсе. Чем-то я не устраивал его с первого появления в этой должности. Видимо, я не подходил под его мерку представлений о «настоящем» хлеборезе, с которым можно иметь дело. Поэтому о нужном мне позарез хлебе разговаривать с ним было бесполезно. Впору было следить за ним, чтобы не обвесил…
Хлеб воровали на пекарне. Воровали в пути, те, кто нес его в мешках в лагерь. Воровали оба моих помощника в хлеборезке, пока разделывали на пайки…
Отчаянные воровали прямо из-под ножа. Улучив момент, хватали хлеб через раздаточное окно прямо с весов, рискуя. Сгоряча я мог хватануть ножом, отрубить руку. Отнять уворованную пайку никогда не удавалось, я всегда опаздывал. За время, пока я выскакивал из хлеборезки и догонял укравшего, он ухитрялся проглотить пайку не разжевывая. Никакие угрозы, никакие уговоры не действовали. Голодный человек способен на все.
Я кричу: «Руку отрублю!» Мне на это отвечают: «Ну и х… с ней, с рукой! Я есть хочу…»
Так было до меня, и так будет после меня! Так будет всегда, пока существует штрафной лагерь «Глухарь», где волки и овцы согнаны в один общий загон, где царствует произвол, где торжествуют беззаконие и подлость!
Хлеборезку много раз пытались взломать… Сворачивали замки, подпиливали, подкапывали… Устраивали на меня покушения, чтобы завладеть ключами. Без двух ножей за голенищами сапог я не рисковал ходить даже в уборную, боясь неожиданного нападения.
Но и не будь всего этого, ничего не изменилось бы… Хлеба не хватало!
А то дополнительное количество хлеба, полагающееся на «усушку и утруску», и наполовину не покрывало практических его потерь при транспортировке, расфасовке и прочих непредвиденных, но обязательных тратах.
И если даже хлеборез - человек честный (что маловероятно), не обманывает, не ловчит, не обвешивает полуголодных работяг, прилепляя «грузики» под чашку весов, как это практикует большинство, - хлеба не хватит! Дебет с кредитом не сойдется. Нужда в дополнительном хлебе останется.
Однажды мне довелось познакомиться с неким документом, из которого явствует, что современный лагерный хлеборез не только не озабочен хронической нехваткой хлеба, а наоборот, чуть ли не ежедневно десятками килограммов сдает начальству лишний, сэкономленный. И вместо того, чтобы судить за эти «художества», его же еще и представляют к условно-досрочному освобождению! Как инициатора движения: «Хлеба к обеду в меру бери, хлеб - драгоценность, его береги».
Вот этот документ:
«Сообщаю вам, что гражданин Н.Н. находится в учреждении №… под г. Ярославлем.
С первых же дней заключения показал себя человеком, осознающим свою вину и благотворно действующим на окружающих его заключенных.
Является руководителем группы политинформаторов. Его сообщения всегда содержательны и интересны.
Гр-н Н.Н. - непременный участник всех концертов самодеятельности в качестве чтеца-конферансье.
На своей основной работе - хлебореза в столовой - явился инициатором движения:
«Хлеба к обеду в меру бери, хлеб - драгоценность, его береги». За последний год сэкономлено… кг хлеба.
Характеристика нужна для условно-досрочного освобождения.
Нач. учрежд. №… (подпись)».
Бумага эта была прислана в адрес месткома театра. В ней предлагалось присоединиться к характеристике, данной учреждением №… человеку, до заключения работавшему в театре администратором и осужденному за преступные махинации с антиквариатом и валютой.
Наличие прорезавшихся талантов «политинформатора» и «чтеца-конферансье», обнаруженных лагерным начальством в этом человеке, явилось для меня настолько удивительным и неправдоподобным, что не позволило с достаточной серьезностью и доверием отнестись к остальным положениям этого канцелярского творения и подписаться под характеристикой.
А уж пункт: хлеборез «явился инициатором движения…» - и вовсе из области шедевров последней страницы «Литературной газеты».
Конечно, времена изменились к лучшему, и лагеря уже, наверное, не те, что я знал, - дай-то бог!.. Но вот формализм, щедрость и доброта начальства на характеристики, пахнущие откровенной «липой», никуда, видно, не делись, цветут по-прежнему.
Мой знакомый хлеборез из «политинформаторов», не отсидев положенного срока, с помощью друзей и добренького на характеристики лагерного начальства, условно-досрочно освобожден, по-прежнему живет в Москве и благополучно администрирует в одном из областных театров. Не будет ничего удивительного, если скоро снова окажется в академическом театре, - с такой характеристикой хоть в партии восстанавливайся.
Свободное копирование
