Германия в первый мой приезд меня потрясла. Лишь лучше узнав жизнь и быт немцев, начала понимать, какой нелегкий ежедневный труд стоит за этим благополучием, порядком и безукоризненной чистотой жилищ и улиц, газонов и цветников. Сколько хлопот немецкой женщине доставляет уход за цветами, которых множество повсюду, в домах, на балконах в небольших цветниках, на подоконниках, на тротуарах и узких улочках.
На три недели я взяла на себя часть работ по дому, не забывая добросовестно фиксировать, сколько времени заняло то или иное занятие. Луиза в шутку величала меня то «путцен фрау, то «бюгельн-фрау», вываливая на веранде огромные тазы высушенного белья, которое нужно было перегладить. Эти работы занимали два- три часа ежедневно, прежде гладить и штопать белье доставалось Я была избавлена от забот по кухне, но и без этого вечерами порой валилась с ног от усталости.
В этих домашних хлопотах жизнь на маленьком хуторе показалась скучной и однообразной. Последняя поездка развеяла это заблуждение. Жизнь Луизы никак не назовешь скучной, она полна событиями. На вечерние посиделки у телевизора времени у неё не остается. На следующий после моего приезда день мы с Луизой отправились в соседнюю деревушку Эбшид, расположенную в одном километре от Дуденрота, куда по воскресеньям ездили на богослужения.
В этот понедельник кирха была закрыта, мы прошли в одноэтажный дом, примыкавший к ней. Каково же было мое удивление, когда я обнаружила, что в нем несколько помещений, вполне светского назначения- кухня, оснащенная всеми необходимыми приспособлениями, начиная с автоматической кофеварки, электроплиты и шкафов, забитых посудой и приборами.
В шкафчике над плитой хранился приличный запас кофе, печенья, сладостей. В большой просторной комнате центр занимал длинный стол, в углу скромно притулилось старенькое пианино, окна закрывали тяжелые ночные шторы. Я не сразу поняла, зачем мы приехали и хозяйничаем в этом церковном доме. Пока Луиза варила кофе, а я расставляла стулья, до меня начало доходить, что предстоит какая-то встреча.
И в самом деле, когда кофе был готов, а приборы расставлены, в комнату стали заходить пожилые женщины, оживленно переговаривающиеся между собой. Собралось около десяти человек. Луиза представила меня, как свою подругу из России, и ко мне тотчас же подсела маленькая сгорбленная старушка, с морщинистым лицом и живыми светящимися глазами.
Она, торопливо путая русские и немецкие слова, начала рассказывать, что после войны была вывезена из Германии в Россию на принудительные работы и работала на шахтах Донбасса. Украина, Белоруссия, Казахстан для немцев остается собирательным понятием Россия. Из ее сбивчивого рассказа я поняла, что ее с сестрой сначала отправили из Трансильвании в Германию, а затем на принудительные работы.
Мне казалось, что об этих годах должны были остаться горькие воспоминания, но она говорила о другом, о женщинах, деливших последний кусок хлеба с молодыми пленницами, о лейтенанте из Москвы, подобравшем 23 летней девушке работу полегче, и вдруг слабым старческим голоском пропела: «Дорогая моя столица, золотая моя Москва». Горло перехватило, и я смутилась, что моя собеседница заметит, как предательски заблестели мои глаза.
Только за границей понимаешь, что значит для тебя Родина. Кофе начал остывать, мы забыли о нем. Меня поразило тепло, с которым эта одинокая, пожилая женщина говорила о России, о людях, которых встретила на своем жизненном пути. Когда я предложила попробовать русские конфеты, она тихо и изумленно спросила, неужели их можно купить свободно, ведь у вас за всем большие очереди Я засмеялась в ответ.
А старушка, деликатно откусив маленький кусочек, с не меньшим удивлением произнесла:«вкусно», неожиданно для себя вспомнив слово из давней своей юности. Она не хотела отпускать меня, расспрашивала, с трудом подбирая русские слова, и улыбалась, когда я отвечала ей по-немецки.
Женщины пили кофе, оживленно переговаривались, радуясь встрече, которую организовала для прихожан моя подруга, выполняющая какую-то общественную работу при церкви. Некоторые фрау прибыли на встречу со своими чашками, сухими пирожными и бутербродами, аккуратно завернутыми в салфетки. Заметив мое удивление, Луиза предостерегающе кивнула, но я и так все поняла.
Возраст, нелегкая послевоенная жизнь, привычка полагаться только на себя. В конце встречи была пущена шапка по кругу, и небольшая сумма на нужды церкви, а, может быть, на свои собственные, была собрана. Немцы - это тоже национальная черта, за все привыкли платить сами.
На следующий день мы снова заехали в этот дом, чтобы снять и выстирать шторы, которые показались Луизе не слишком чистыми. Она подтащила лестницу, стремительно взобралась по ней, ворча себе под нос :«Все должна Луиза, всегда должна Луиза». В тот же вечер, вернувшись из церкви, отправились километров за десять- пятнадцать в придорожный ресторанчик, куда подъехали еще несколько женщин, в которых я с удивлением узнала соседок по деревне.
Нарядные, оживленные они неторопливо рассаживались, раскланиваясь с хозяином и посетителями за соседними столиками. Сделали заказ, и началась оживленная беседа. Я посматривала в окно, на поле, расстилавшееся внизу, и прислушивалась к разговору, пытаясь понять, зачем здесь собрались односельчанки. Как поняла из разговора, женщины нередко встречаются в небольших уютных ресторанчиках или кафе, чтобы поговорить, вместе пообедать, выпить чашечку кофе.
У мужчин свои места встреч. Когда Герман еще не был тяжело болен, в определенные дни недели он, поцеловав жену, вечером отправлялся на встречи с друзьями, возвращаясь далеко за полночь. Я знала, что мужская половина хутора встречается в кегельбане. Прежде по выходным семьи с детьми и стариками собирались в местном «гастмайнхаузе», где теперь встречаются молодые любители Интернета, а пожилые жители Дуденрота облюбовали для скромных товарищеских пирушек новое место.
Вспоминая это, я с грустью думаю, что их русским ровесникам–пенсионерам такие развлечения недоступны.Один раз в неделю Луиза отправляется за покупками километров за тридцать в не-
большой городок Зиммерн - административный центр округа Рейн –Хунсрюк. Здесь расположились не только административные учреждения, но и специализированные магазины, супермаркеты. В Глобусе, который мы посещаем каждую неделю, можно купить всё от продуктов до одежды, обуви и электронной аппаратуры.
Мне нравится ездить с Луизой, поглядывая на проносящиеся за окном поля с валиками соломы. Кое –где из них сделаны забавные фигуры наряженных в национальные костюмы крестьян. У фрау на голове совсем по-русски косынка, у кавалера - шляпа с пером. Валики в отдельных местах уже упакованы в матово-белую или темно-коричневую пленку, которой не страшно зимнее ненастье.
Спустя тридцать минут Луиза лихо подрулила к знакомому торговому комплексу на окраине города, выбрав свободное место на стоянке недалеко от входа. Я оценила искусство подруги парковаться. Не очень приятно с доверху наполненной покупками тележкой пробираться между подъезжающими автомобилями.
Глобус мало чем отличается от маркетов, в которых довелось побывать в разных уголках Германии. Внешне ничем не примечательные одноэтажные строения внутри поражают обилием света, изяществом отделки, изобилием и разнообразием товаров. Впрочем, россиянина теперь трудно этим удивить, однако есть нечто, заметно отличающее немецкую сферу услуг от российской.
В этих огромных торговых рядах под крышей, растянувшихся на средний городской квартал, покупатель чувствует себя желанным гостем и хозяином одновременно. Свободный доступ к любому товару - от дорогостоящей электронной игрушки до тюбика крема или зубочистки. Мне могут возразить, что и у нас давно существуют магазины так называемого самообслуживания.
В немецких ты не ощущаешь себя потенциальным грабителем, за тобой не присматривают мрачноватые служительницы, готовые в любой момент выпотрошить карманы и заглянуть куда-нибудь поглубже. Эту малоприятную функцию выполняют видеокамеры, расположенные над головой, к тому же очень деликатно, но внимательно проверит тележку с товаром, заглянув под решетчатую корзину, кассир.
Купленную мной дорожную сумку служащая за кассой осмотрела, мгновенно приоткрыв все отделения, с мягкой извиняющейся улыбкой. Привычного продавца за прилавком можно встретить в кондитерских отделах, где богатейший выбор конфет, тортов, пирожных, каких-то необыкновенных булочек, кренделей, и восточных сладостей.
В эти благоухающие ванилью, миндалем, кофе, чем-то ещё неуловимо праздничным, отделы пришлось заглянуть перед приездом гостей. Мясо, колбасу, сыр тоже отпускали продавцы гастрономических отделов, приклеивая на увесистые пакеты товарные чеки. Мне особенно нравился в Глобусе отсек, где спустя минуту начинал пробирать ощутимый озноб, а в витринах было выставлено несколько десятков сортов колбас, чуть меньше сыров, нарезанных и уложенными в стопочку, из которой, по указанию покупателя, улыбчивая дама за прилавком вилкой с парой длинных зубцов безошибочно цепляла нужное количество пластин, ловким движением укладывала в пакет и передавала покупателю, наклеив чек.
Пока Луиза негромко переговаривалась с продавцом, я рассматривала витрину, где рядом с сырами были выложены под стеклом разнообразные салаты, вареная колбаса для детей, в форме медвежьей головы, лукаво поглядывающей на покупателя светлыми глазами из кусочков сала. Дети за завтраком выбирали именно её, думаю, не только из-за вкуса.
От холодильных прилавков, камер, тянуло холодом, он шел из открытых подсобок. Они не закрываются, потому что оттуда без конца выкатывают на автоматических тележках товар, пополняя витрины-холодильники, расположенные в центре зала. Там обычно моя приятельница отбирала коробочки с мороженым - ванильным для Хайнца, диабетическим - Герману. Доходит очередь до русской гостьи.
На вопросительный взгляд Луизы я пожимаю плечами: “ми икаль”- мне всё равно. Предупредительность работников магазинов поражает неизбалованного россиянина. Ребенку здесь обязательно протянут попробовать из-за прилавка кусочек колбасы или сыра, взрослому, интересующемуся вкусом или качеством какого-либо продукта, любезно предложат его отведать. А как приятны сменяющие друг друга тележки, заставленные небольшими порциями йогуртов, творожных масс, сырков и кремов.
Молодые девушки в изящной фирменной одежде, выкатывающие их в зал, предлагают продегустировать новую продукцию. В Глобусе мне особенно нравится отдел, где продаются фрукты и овощи. Продуктовых рынков в нашем понимании в Германии видеть не доводилось.
Только побывав за границей, я поняла, почему едва не упали в обморок наши зарубежные гости, которых пришлось по их настоятельной просьбе сводить на рынок в Туле. Едва приблизившись к нему и увидев на земле рыбу, колбасу и предметы нижнего белья, вперемешку разложенные на картонках, моя спутница судорожно схватила меня за руку, добиваясь немедленного разъяснения, что это значит.
Успокоилась, когда услышала, что это кризис, торгуют безработные. Некстати вспомнилось мне это в немецком маркете, когда Луиза, отставив тележку в сторонку, оторвала длинную ленту пакетов, отобрала овощи, фрукты, зелень, упаковала, взвесила, успевая спросить, хочу ли я что-то ещё. Пробила чек со штрих-кодом, прикрепила к пакету, и мы с доверху набитыми тележками направились к кассе.
Счет с колонкой цифр по возвращении будет переписан в специальную тетрадку. Я заметила, что немцам не свойственны импульсивные покупки. В магазин они отправляются с заранее составленным списком. Я часто встречала покупателей с бумажкой в руке, озабоченно оглядывающих полки. При этом напитки, соки, молоко, йогурты закупаются ящиками, надежные холодильные камеры в домах позволяют хранить их месяцами.
Тележка с оплаченными продуктами вывозится к машине, припаркованной на стоянке у магазина, выгружается и оставляется в специально отведенном месте. Скрепленные друг с другом цепочкой, эти средства перевозки располагаются у автостоянок, а чтобы не было соблазна бросить их в неположенном месте, существует хитрая система контроля.
Расцепить цепочку, которой одна с другой соединяются тележки, можно только опустив монету в специальную прорезь в ручке. Когда возвращаешь тележку на месте и соединяешь её с другой, монета возвращается.
Наконец покупки перегружены в багажник БМВ, номер которого составлен из заглавных букв имени и фамилии хозяйки, а цифры совпадают с начальными номера домашнего телефона. Нас ждет обратная дорога, спустя тридцать минут покажется верхушка кирхи, и за поворотом мелькнет крыша знакомого дома, ставшего на месяц нашим пристанищем.
Спустя два дня мы с Луизой отправляемся в мой любимый Кастеллаун, маленький городок километрах в семи от нашего селения. Меня завораживают узкие немецкие улочки, с подоконниками и балконами, увитыми цветами, кукольная красота старых крестьянских домов, с переплетением мощных черных квадратов дерева на фоне белоснежно выбеленных стен.
Европейцев отличает необыкновенно трепетное отношение к прошлому, свидетельствующее о душевном здоровье народов, населяющих её. Старые дома, неуловимо похожие друг на друга на старых набережных Норвегии и Швеции, Германии и Франции возведены несколько столетий назад, но и сейчас поражают воображение изысканной, современной внутренней отделкой и бережно сохраненным, не раз тщательно отреставрированным фасадом.
Луизу удивил мой выбор открыток с изображением старых зданий, а не летящих в воздухе современных конструкций из серебристого алюминия и тонированного стекла, что иногда встречаются в небольших городах. Одним из таких, органично соединившим в себе готику и современные конструкции, является Кастеллаун. На окраине его за прошедшие годы вырос целый ряд новых коттеджей.
Герман однажды завернул сюда на машине, чтобы показать мне, как обустраиваются этнические немцы из бывших союзных республик СССР. «На такой дом я работал всю жизнь, а они только приехали!». В его словах послышались нотки обиды и недоумения. Я промолчала. Мы вернулись в центральную часть города, вымощенную булыжником, отполированным за столетия до матового блеска.
Старые потемневшие от времени дома, и рядом с ними современные офисы, вписавшиеся удивительно гармонично и незаметно.
Ничего бьющего в глаза, все умеренно и по-немецки благопристойно. Луиза заезжает в «шпаркассу», пока она получает в автомате деньги по кредитной карточке, оформляет какие-то бумажки, я отхожу в сторонку, чтобы полистать проспекты и незаметно понаблюдать за работой служащих.
Как они раскованны в общении друг с другом, как стремительно перемещаются, не вставая с кресел, от вертящихся стеллажей к столам, заставленным разнообразной оргтехникой. Как успевают что-то набрать на компьютере, не выпуская из рук телефонную трубку или отвечая собеседнику. И всё это с улыбкой, не сходящей с лица, с чувством собственного достоинства и несуетливой предупредительностью по отношению к посетителям.
Луиза освободилась достаточно быстро. Мы успеваем забежать в аптеку. У меня есть поручение от российских друзей купить редкое лекарство. Я протягиваю рецепт фармацевту, и тот начинает в недоумении вертеть его в руках. Оформленный с привычной небрежностью, корявым врачебным почерком, он вызывает неподдельный интерес. Меня подробно расспрашивают, какой возраст у пациента, чем страдает.
Познаний в немецком едва хватает, чтобы ответить на все вопросы. В конце-концов компьютер, в котором набрали название лекарства, выдал ответ, что такого препарата на территории Германии нет. Но этим предупредительные работники аптеки не ограничились.
Мне предложили оставить рецепт, чтобы аптекарь мог навести более подробные справки. К слову сказать, лекарства такого в Европе не оказалось. Нам сообщили об этом несколько дней спустя. Полчаса в Кастеллауне пролетели незаметно, пора в Зиммерн за покупками.
