18 августа. Женева.
Воспоминание - это было великое завоевание, сделанное земным животным в области четвертого измерения. Может, это завоевание потом распространится и на будущее. Здесь нет возможности физической. Есть возможность страшной боли, которую надо преодолеть. Эта боль - противоречие неизбежности и иллюзии свободы воли, т. е. желания. Нельзя желать того, что все равно неизбежно. Можно желать только то, что кажется невозможным. Желание - это, конечно, вид предчувствия, зрение вперед, но зрение мало развитое, не координированное, лишенное перспективы.
У Вебера. Вещи Якунчиковой*.
Цветы на подоконнике. Сквозь стекло - ночной Париж и в окне - отраженная вечерняя комната. Женская фигура и лампа, и сквозь них - город.
Сравни Веласкез - отражение в зеркале*. Отражение на прозрачном стекле - это гораздо тоньше. Но реалистичнее.
Дом в Введенском с колоннами, и видно унылое вечернее небо. Античный храм, перенесенный в русскую природу.
Выжженные на дереве: ель в окно - бодрая радость; Медон осенью - забор.
Версаль зимой.
В живописи все - анализ. Живописный ум схож с математическим. У Якунчиковой был математический ум. Сперва анализ. Потом логизм рисунка. Рисунок должен рассказывать. В нем должна быть нагляднось силлогизма. У импрессионистов глупый рисунок. Не умный - как сама природа. В рисунке сосредоточен весь ум человеческого глаза, его понятие о причинности, о тяжести, его опыт и знание предметов.
Я раньше думал, что надо рисовать только то, что видишь. Теперь я думаю, что нужно рисовать то, что знаешь. Но раньше все-таки необходимо научиться видеть и отделять видение от знания. Самый пронзительно расчленяющий ум должен быть у живописцев.
Вчера и сегодня - дни острой физической боли. Она мне кажется такой позорной, что я никому ее не показываю и боюсь что кто-нибудь догадается об ней. Но в эти минуты весь собираешься внутри. Как один глаз, гипнотизирующий боль. Внешне становишься равнодушным. Мне стыдно быть равнодушным. Это сопровождается каким-то виноватым чувством нарушения моего стиля.