Мне, со своей стороны, трудно обвинять людей, которые, пережив годы террора, после смерти Сталина, старались делать все возможное, чтобы как-то искупить вину. Этим людям можно было бы задать вопрос:
— Что вы делали в годы террора? Что сделали для борьбы с террором?
А те в свою очередь могли бы возразить:
— А вы сами? Что вы сделали?
Одна женщина, бывший член партии, сидевшая по лагерям, писала в письме ко мне непосредственно после освобождения:
«Мое поколение коммунистов во всех странах всегда одобряло сталинскую форму правления. Мы не только ничего не сделали, чтобы предупредить преступления Сталина, нет, мы поддерживали его. И относится это не только к нам, советским коммунистам, но и к коммунистам во всем мире. Мы, активные члены партии, несем индивидуальную и коллективную ответственность за прошлое. И сейчас мы обязаны сделать все от нас зависящее, чтобы не допустить повторения этого в будущем. Как же все это случилось? Лишились ли мы рассудка? Или изменили делу коммунизма? Правда в том, что все мы, включая непосредственное окружение Сталина, не считали его действия преступными. Напротив, мы считали, что они помогают победе социализма, что все меры по усилению партийной гегемонии ведут к его укреплению. Мы не видели конфликта между линией партии и коммунистической этикой. Только теперь нам стало ясно, что насилие над правдой, справедливостью и гуманизмом — это предательство принципов социализма».
С другой стороны, я полагаю, что имеется существенная разница между поддержкой сталинского террора и пассивностью в этот период. Предполагать, что кто-то мог активно помешать Сталину — значит совершенно не понимать сущности сталинской тирании. Думаю, что ни Булганин, ни Микоян, ни Молотов, ни Хрущев, ни Каганович не могли бы при всем желании изменить ход событий. Любая такая попытка с их стороны завершилась бы ликвидацией не только этих людей, но и всех их близких, и к тому же без всякого результата. Именно потому, что я хорошо себе представляю политическое окружение Сталина и всей партии в целом, могу сказать: «Да, мне повезло, что я оказался одной из первых жертв террора, а не его исполнителем» Это утешало меня в самые тяжелые дни заключения — в тюрьмах, лагерях и в ссылке. Особенно радовало меня сознание непричастности к сталинской политике в период пакта Гитлер-Сталин, и я благодарил судьбу за то, что я узник, а не активный член партии и общества. То же ощущал я и во время финской войны и в период террора сороковых годов; лучше заключение и даже смерть, чем ответственность за то, что совершалось именем партии. Все же, думается мне, следует провести различие между садистами, изменниками, карьеристами и теми, кто несет ответственность за сталинские преступления только потому, что оказался не в состоянии противостоять им.
Такое убеждение помогло мне и многим другим примириться с мыслью о том, что проводившие реабилитацию зачастую были теми же самыми людьми, которые арестовывали и судили нас в период сталинизма.
Но это мое личное мнение и из этого вовсе не следует, что так думают все бывшие политзаключенные или люди, стоящие у руководства. Никогда не существовало единого мнения и в вопросе наказания замешанных в терроре. После Сталина кое-что было сделано для наказания наиболее активных проводников террора. Так, по заслугам понесли наказание Берия, Абакумов, Багиров. Но все же следует признать, что масштабы преступлений были настолько велики, что наказание лишь нескольких участников этих преступлений никого, конечно, не могло удовлетворить. Тело Сталина, в конце концов, убрали из Мавзолея, но что это по сравнению с пятьюдесятью миллионами загубленных им человеческих жизней?
С другой стороны, политика полного освобождения от ответственности не могла считаться приемлемой, так как при этом пришлось бы оправдать не только людей, но и содеянные ими преступления. Кстати, большинство считало, что пока такие люди живы и находятся у власти, они будут поступать так, как привыкли в сталинские времена.
Может быть, несчастье в том, что Сталина не убили, что его не постигла судьба Гитлера. Тогда перемены, безусловно, были бы радикальными. Но в таком случае возникла бы опасность восстания, а это принимая во внимание жестокость органов безопасности, повело бы к огромным жертвам. Поэтому, возможно, лучше уж так, как все произошло.
Я верю, что история будет судить не только Молотова, Кагановича, Маленкова, но также Хрущева и Микояна за их роль во времена сталинизма. Но было бы несправедливо не учитывать деятельность некоторых из них после Сталина. Таково мнение многих.
Свободное копирование
