При жизни Сталина наблюдался абсолютный паралич общественного мнения. Люди даже с глазу на глаз боялись говорить друг с другом, делиться мыслями. Поэтому многие не поверили Хрущеву, когда он в речи на XX съезде описывал свои разговоры с Булганиным на политические темы по дороге в Кремль и обратно:
Хрущев был слишком осторожен, чтобы говорить даже с Булганиным. Теперь же, после смерти Сталина, даже среди нас, заключенных, начались бесконечные разговоры о будущем.
Во время похорон Сталина девятого марта погибли сотни людей, причем более серьезную катастрофу удалось предотвратить только благодаря своевременному вмешательству офицеров и генералов армии, преградивших путь людской лавине из окрестных сел и деревень.
В такой атмосфере истерии появилась фотография в «Правде», осветившая, точно молнией, тьму. На снимке были изображены члены Президиума ЦК КПСС, стоящими в почетном карауле у гроба Сталина. Ряд насупленных, скучающих лиц, и среди них совершенно неожиданная широкая улыбка на лице Маленкова, явно говорившая: «Наконец-то!» Так и следовало назвать этот исторический фотоснимок.
Все, чего нельзя было сказать в речах, статьях, резолюциях, было воплощено на фотографии, произведшей огромное впечатление и перепечатанной всеми газетами страны.
Мы напряженно ждали, кто же сменит Сталина. Хотя никто в руководстве явно не заявлял о себе, как о прямом наследнике, по-видимому, таковым считал себя Маленков. С другой стороны, решительной и твердой была и речь Берия на похоронах. Видно было, что и он претендует на роль лидера, и в общем, мы считали, что Берия может выйти победителем.
Однако вскоре стало ясно, что никто в новом руководстве не собирается занять место Сталина. И это само по себе успокаивало. Мы в ссылке ощущали происходящие в центре перемены, и многие наши ожидания и предчувствия впоследствии оправдались.