Весной 1940 года, когда финская война закончилась, в нашем лагере стали ждать новых заключенных. Нам не терпелось узнать, кем же окажутся эти новые арестанты. Они прибыли по Енисею до Дудинки, а оттуда по узкоколейке, на открытых платформах, в Норильск. Наше любопытство было столь велико, что, невзирая на охрану, группы заключенных подбирались как можно ближе к узкоколейке и окликали прибывающих. Один из таких «разведчиков», притаившись в кустах у насыпи, прокричал:
- Вы кто?
Не получив ответа, он предположил, что прибывающие до того напуганы, что боятся ответить. Когда мимо проходил следующий эшелон, он подумал, что, возможно, новые заключенные — военнопленные, и крикнул:
— Вы кто? Поляки? финны?
Наконец чей-то голос из вагона перекричал шум колес:
— Какие мы, б..., финны... Мы русские.
И действительно — весь эшелон состоял из красноармейцев, захваченных в плен финнами, а затем освобожденных по соглашению о перемирии.
Новых заключенных строго изолировали, но весь лагерь скоро облетела весть, что это — бывшие советские военнопленные. Их было в Финляндии около 30 тысяч. Все были арестованы немедленно по возвращении на родину. Офицеров расстреляли, рядовых приговорили к заключению в лагерях сроком от пяти до восьми лет и немедленно отправили на этап, не разрешив даже повидаться с родными.
Даже мы, «закаленные» жертвы сталинского режима, были потрясены тем, что Сталин решился выместить на этих людях свое озлобление за неудачу в финской войне.
Позднее мне сказали, что на Западе такое отношение к попавшим в плен считается традицией царских времен. Я в этом, впрочем, далеко не уверен.