Конец пути - 4

* * *

Как видно из писем артиста, жизнь его в Германии была не сладкой. За ним следили, на него покушались. Ко всем личным лишениям, невзгодам и тревогам присоединялась скорбь за Родину. В начале войны была надежда на освобождение России при содействии немцев. Переезд в Германию был подсказан патриотическими соображениями: отсюда, при помощи радио он будет громить ненавистный большевизм, помогая прозревать всем колеблющимся, сомневающимся, незнакомым с его практикой массового уничтожения всех инакомыслящих.

После немецкой катастрофы под Сталинградом в надежде на освобождение появилась глубокая трещина. Инициатива перешла в руки красного командования. Немецкие армии на всех фронтах отступали. В тылу Германии неприятельские налеты уничтожали все жизненные ресурсы страны. Немецкая авиация, такая грозная вначале войны, теперь, за неимением горючего, выбывала из строя.

Огненное кольцо вокруг стран «Оси» всё больше суживалось. Гитлер еще храбрился: «Я прошу Провидение простить меня за три последних дня войны». Это был намёк на какое-то страшное оружие, которое готовила Германия. Но в бахвальство фюрера теперь почти никто не верил. Сомневался в нем и Блюменталь-Тамарин. Высадка союзников в Нормандии приближала агонию. У многих русских была еще надежда на Власовскую армию, но немецкое командование преступно медлило с её легализацией. Неудачи и роковые ошибки Германии всё больше сбавляли тон радио-передач под руководством Блюменталь-Тамарина. Кенигсберг, далекий от фронта в первые годы войны, теперь становился прифронтовым городом. Нужно было подумывать об эвакуации на запад.

Равнодушный к театру в 1942-1943 годах, теперь Блюменталь-Тамарин снова воодушевляется, как режиссер-постановщик. Вернувшись в Берлин, он создает при Винете свою труппу для «остовских» лагерей.

Винета объединяла все артистические силы с Востока. Многочисленные концертные группы обслуживали русскую молодежь в рабочих лагерях, рассеянных по всем странам, оккупированным Германией. Концертанты посещали Францию, Италию, Данию, Норвегию, Балканы. Лучшие артистические силы посылались в прифронтовую полосу. Немало русских артистов погибло от налетов союзной авиации. Одна из лучших концертных групп, направляясь во Францию, была уничтожена в поезде.

Каждая концертная программа и каждый спектакль просматривались специальной комиссией. Всё слабое и нехудожественное не допускалось на подмостки.

Я присутствовал на просмотре программы, приготовленной Блюменталь-Тамариным. Она состояла из нескольких драматических картин. Комиссия вынесла отрицательный отзыв о спектакле: грубый натурализм коробил, отталкивал. На сцене показывались трупы убитых солдат, отдельные части тела, разбросанные бомбами. Участники спектакля говорили с неестественным пафосом.

— Неужели это работа Всеволода Александровича? — спрашивали многие друг друга, — что стало с большим артистом и режиссером? Он утратил художественное чутье, вкус... Как видно, трехлетние выступления по радио в роли неутомимого пропагандиста-мстителя не прошли даром: они убили в человеке строгость, требовательность к себе, и вот теперь он преподносит грубый лубок вместо искусства.

Поэму «Москва» слышали многие: автор читал её друзьям-актерам, знакомым и не один раз добровольцам

— «Власовцам». Мастерство чтения волновало, но сама идея произведения многих обижала: по мнению автора на Руси и в России был всегда перевес отрицательного, страшного, разбойного. Русские правители и русский народ всегда злоупотребляли кровопусканием.

Мы зарубочку поставим,

Мы головушек посбавим

На святой Руси,

Это строки из поэмы.

— Россия дала не только Иоанна Грозного, «Слово и дело», стрельцов, Степана Разина и Емельяна Пугачева, но и Ломоносова, Пушкина, Толстого, Достоевского и множество других гениев во всех сферах жизни, — говорили слушатели.

Отрицательные отзывы о большом произведении волновали артиста, привыкшего в продолжение всей карьеры к восторгам публики и критики.

* * *

«Без вины виноватые», «Женитьба Белугина», «Кин», «Гамлет», «Царь Эдип» — любимые пьесы Народно-Героического Театра под руководством Блюменталь-Тамарина.

Блестящие внешние данные — высокий рост, величественная осанка, правильные черты лица, бархатистый голос, изумительная дикция — создали славу артисту. По своей натуре это был щедрый, с широкой душою аристократ. Прирожденный дух свободолюбия не был сломлен страшным режимом слежки, доносов, уничтожения. Артист не пошел на поклон к диктаторам Кремля, не воспользовался связями.

Его мать, Мария Михайловна Блюменталь-Тамарина, была народной артисткой республики, орденоносцем. В многочисленных фильмах и пьесах она играла благородных женщин, добрых матерей. Её любили не только зрители, но и власть имущие. Достаточно было бы одного её слова, чтобы независимого, честного сына обласкали вниманием правительственные верхи. Но сын не хотел заступничества матери. Это был вечный странник. Он исколесил всю Россию, играл в губернских, уездных, курортных театрах. Это был подлинно народный артист: простому зрителю нес он свой талант — рабочим, служащим, крестьянам, учащейся провинциальной молодежи. Большая часть его жизни прошла в поездах, в дешевых номерах скверных гостиниц с клопами, плесенью, тараканами. Но все эти лишения не угасили его любви к Родине, к русскому народу. Им он служил со всем пылом своей искренности. Родине и народу хотел он свободы. Покидая поселок НИЛ, он жертвовал своим спокойствием, своей жизнью и материальным благополучием ради горячо любимой Отчизны.

Можно понять страдания человека, потерявшего всё в результате безумной политики германского правительства. Советский режим не только не свергнут, но даже укрепил свои позиции. Значит, о свободе Родины не нечего мечтать, значить, Родины не видать, значит, на закате жизни надо прятаться от победителей, которые не простят всем тем, кто громил тиранов огненным словом в продолжение нескольких лет.