Как поэты вышли на улицу - 7

[1]  31 Д. А. Егоров в интервью В. Д. Дувакину вспоминал: "<...>в углу сидит странная фигура: широкополая шляпа, накидка серая на плечах, почему-то длинные волосы, какие-то взъерошенные волосы топорщатся из-под этой шляпы, во рту трубка, вся фигура задымлена, и на столе масса бутылок пива, -- угрюмая такая фигура склоненная. Что-то, при моем романтическом восприятии, он мне показался похож на князя Мышкина Достоевского, Идиота, -- почему, я сам не знаю, но так мне показалась романтична эта необычная фигура. Вдруг Бурлюк на эстраде объявляет: "У нас присутствует только что сейчас приехавший из Парижа эмигрант Эренбург Илья. Просим его на эстраду". Аплодисменты. И он, сутулый, сняв шляпу, сбросив накидку, взъерошенный какой-то, каким-то дыбом волосы стоят у него, входит на эстраду, голова опущена, и вдруг пронзительным голосом он начинает не читать, а выкрикивать стихотворение о Пугачьей голове -- о том, как на эшафот был возведен Пугач, как отрублена голова, как из тела, вот где отрублена голова, потекла кровь, которая стала захлестывать кругом все и вся, и так далее" (отсюда: http://old.russ.ru/krug/20031125_arh.html). Сам Эренбург воспоминал: "В "Кафе поэтов" я довольно часто бывал, даже как-то выступил и получил от Гольцшмидта причитавшиеся мне за это деньги" ( Эренбург И. Собрание сочинений Т. 8. М. 1966. С. 247). О парижской генеалогии "кафе поэтов" ср.: "Ну да, конечно, это -- парижское дитя" и сл. (Нат Инбер <Инбер Н. О.> Кафэ поэтов // Театральная газета. 1917. No 51. 17 декабря. С. 8).

[2] 32 Баторин Петр Иванович (? -- 1923) -- эстрадный певец, автор и исполнитель романсов, среди которых доживший до наших дней (по крайней мере, в цитатах) "Позабудь про камин, в нем погасли огни...". Некролог см.: Вечерняя пресса (Константинополь). 1923. 25 мая. No 124 (указано здесь: http://fund-kutepov.narod.ru/doom.htm).

[3] 33 Садовников Сергей П. -- популярный певец и автор романсов

[4] 34 Менделевич Александр Абрамович (1886 -- 1958) -- артист эстрады, конферансье. Играл у Балиева и Корша, после стал выступать в эстрадных театрах с собственным репертуаром и чтением рассказов Чехова, Горбунова и других юмористов.

[5] 35 История работы поэта Сергея Дмитриевича Спасского (1898 -- 1956) в "Кафе поэтов" подробно изложена им самим (здесь: http://az.lib.ru/m/majakowskij_w_w/text_0212.shtml); "заливчатый тенорок Сергея Спасского" вспоминает посещавший кафе поэтов Арго (Арго А. М. Звучит слово... Очерки и воспоминания. М. 1962. С. 70); Спасский -- автор стихотворения "Кафе поэтов. С любовью друзьям поэтам Д. Бурлюку, В. Каменскому, В. Маяковскому". ("Как неуклюжая шкатулка...") // Газета футуристов. 1918. No 1. С. 2.

[6] 36 Надежда Максимилиановна де Гурно (Клетчер-Ротермунд, псевд. Бианка) -- одна из колоритнейших героинь литературной Москвы послереволюционных лет. Ей посвящено несколько эпизодов в автобиографическом романе Р. Ивнева "Богема" ( ср. в т.ч.: "Прекрасных женщин было много в столице, но она затмевала всех оригинальностью своих редкой синевы глаз, напоминающих цвет Черного моря в яркий солнечный день. Огромные синие глаза привлекали китайским разрезом. Но это был добавочный козырь, благодаря которому красота становилась необычайной. О ее происхождении в Петербурге никто не знал, да и не интересовался, потому что вскоре по приезде в столицу она покорила сердце престарелого французского графа, давно обрусевшего и облысевшего, и, женив его на себе, стала графиней де Гурно. В салонах новоиспеченной графини толпилась золотая молодежь, у Дины появился свой выезд. Квартира ее начала превращаться в галерею редких картин и скульптур, а бриллиантовая коллекция завоевала широкую известность." // Ивнев Р. Богема. М. 2006. С. 276 -- 277); пара недобрых абзацев в мемуарах Н. Серпинской ("Русская Надежда купила себе за 10 000 франков титул прогоревшего итальянского графа де Гурно. Титул набивал ей цену на всех фешенебельных игорных курортах, начиная с Монте-Карло. "Графиня" накопила много драгоценностей, мехов, парижских туалетов. Почему-то "застряв" после революции в Москве, поселилась в шикарной гостинице "Люкс" и, как другие прожигатели жизни проедали и пропивали свои состояния, так она "пронюхала" все свои бриллианты. Ее маленькое, пикантное, ловко накосмеченное лицо красивой женщины неопределенного возраста, с сумасшедшими, узкими, зелеными глазами, тонким носом и непрерывно облизываемым и вновь оживляемым парижской губной помадой капризным ртом, всегда прикрытое ежевечерне меняемой огромной парижской шляпой, вносило атмосферу беспокойной чувственности, авантюр французских бульварных романов, той "культуры любви", гнилой, как рокфор, до которой еще не долетел чистый, горный, проветривший легкие искусства ветер революции. Читаемые ею с "инфернальным" выражением плохие стихи, вероятно, редактировались ее многочисленными поклонниками" // Серпинская Н. Флирт с жизнью. М. 2003. С. 221 -- 222). Ее единственное сохранившееся стихотворение приводится там же в комментариях (с. 315). Ср. также в воспоминаниях Т. Фохт-Ларионовой: "Была там очень колоритной фигурой бывшая графиня Ротермунд, выступавшая под фамилией Де Гурно. Явно выкрашенные в рыжий цвет волосы, сильно накрашенное лицо с сильно подведенными глазами, далеко не первой молодости, странно допотопно одетая в светлое, длинное, видимо, из сундука графини-бабушки вынутое вечернее платье, очень грязного вида газ и кружева. Выступление она начинала своим стихотворением "Я женщина с безумными глазами", но кроме глаз, по-моему, она сама тоже смахивала на безумную" (отсюда: http://feb-web.ru/feb/rosarc/rab/rab-643-.htm). См. также: "Графиня де Гурно, Надежда Михайловна, дочь петербургского врача, незадолго до революции бросила институт, вышла замуж за студента Роттермунда, бросила и его. Вышла за другого, но тот умер. Тогда она покинула Северную столицу и переехала в Москву. Шел 1918 год. Она пропадала в "Кафе поэтов". Читала там свои стихи, сочиняла частушки для эстрадников, заводила романы, даже снималась в кино. На квартире, где жила, собирала богему. Посещали ее и дельцы черной биржи: Персиц, Носов и др. Они выставляли угощение, а Надежда Михайловна -- девочек. Так и стала ее квартира притоном разврата. Не отставала в нем от своих девиц и сама графиня, страстная была женщина. Судебные психиатры, которые обследовали ее, отметили в заключении, что "натура она неуравновешенная, с пониженным чувством стыда, наркоманка и в половом отношении извращенная натура". Простим ей эти слабости, тем более что и суд ее не осудил, а по рекомендации психиатров в декабре 1927 года направил "на полтора года на принудительное лечение" в психиатрическую больницу" (Андреевский Г. В. Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху (20-30-е годы). М. 2003. C.487-488; отсюда: http://community.livejournal.com/ru_lit/361877.html). См. ниже в комментариях важнейшие дополнения высокочтимого khebeb.

[7]  37 Поплавская Наталия Юлиановна (ок. 1900 -- вторая половина 20-х) -- старшая сестра Бориса Поплавского, поэтесса ("одаренная", по словам Шершеневича: Мой век, мои друзья и подруги. М. 1990. С. 547 -- 548), автор книги "Стихи зеленой дамы" (М. 1917). Входила в круг общения Л. Столицы (Акимова М. В., Дворникова Л. Я. "Дионисов чудный дар". Материалы для биографии Л. Н. Столицы // Лица. Биографический альманах. Т. 7. М. -- СПб. 1996. С. 20), где встречалась, среди прочего, с Н. Серпинской, оставившей позже воспоминания о ней: "Отец Наташи Поплавской -- инженер, председательствующий в организованном для борьбы с большевиками в 1917 году "Обществе фабрикантов и заводчиков" -- бежал с Павлом Павловичем Рябушинским через Ростов--Одессу в Париж, обещав выписать жену и дочь. Однако время шло, но ни известий, ни денег обе женщины не получали. Они стали продавать меха, драгоценности, потом себя. Мать, благоразумная и рассудочная, завела себе солидного покровителя, а Наташа кидалась из стороны в сторону, опускаясь все ниже. В 1921--1922 годах ее, оборванную, опухшую от пьянства, в опорках, с компанией профессиональных бандитов и воров встречали на Трубной площади -- очаге всего хулиганского и наркоманского люда. Наконец, во время нэпа какие-то друзья ее отца, очевидно, получив директивы из Парижа, выхлопотали ей паспорт и снабдили деньгами на дорогу. Потом о ней доходили из-за границы противоречивые, путаные слухи, выдуманные, впрочем, как вообще обо всех эмигрантах. То она вышла замуж за мелкобуржуазного француза и сделала даже двух детей, превратившись в семейную даму. То какой-то экзотический принц, прельстившись ею в ночном кабаре, женился на ней и увез на свой "дикарский остров" где-то на Тихом океане, и Наташа теперь -- королева нескольких тысяч дикарей. Особенно занятно было представлять ее в короне из перьев, с кольцом, продетым в носу, в бусах и листьях вокруг пояса, прыгающую под звуки тамтама через священные костры. Выходило -- прямо идеал модных романов Поля Морана. Ее близкие знакомые, родные, "бывшие люди", равнодушно смотревшие и ничего не делавшие, чтобы спасти ее, направить по другому, трудовому пути, легко доступному всякой живой, толковой женщине, захлебываясь от восторга, с уважением рассказывали о сделавшей "феерическую карьеру" Наташе Поплавской" (Серпинская Н. Флирт с жизнью. М. 2003. С. 222 -- 223). Ср. также: "Писавшая дамские стишки и считавшая на этом основании себя поэтессой Наташа Поплавская была "королевой наркоманов". (Ивнев Р. Жар прожитых лет. СПб. 2007. С. 303). Поплавская -- адресат ("Наташе Поплавской -- расцветнице в песнях") стихотворения В. Каменского "Печаль творит красоту" ("В шелестинности...") (Каменский В. Звучаль веснеянки. Стихи. М. 1918. С. 52 -- 53). Краткую биографическую справку см. также: Сто одна поэтесса Серебряного века. Антология. Сост. и биогр. статьи М. Л. Гаспаров, О. Б. Кушлина, Т. Л. Никольская. СПб. 2000. С. 175

[8] 38 О Сергее В. Зарове известно не очень много. Участник "Живого альманаха" 1918 г. (Крусанов. 2.1. 325 -- 326) и нескольких других коллективных поэтических выступлений (Хроника. 1. Ук.), сотрудник журнала "Свободный час" (1918), адресат стихотворения Шершеневича "Каталог образов" (Шершеневич Вадим, имажинист. Лошадь как лошадь. Третья книга лирики. М. 1920. с. [26]; этот факт означает, что В. А. Дроздков знает о нем все -- но как спросить?), мельком упомянутый в мемуарах И. Грузинова (Мой век, мои друзья и подруги. М. 1990. С. 653). Стихи его печатались в "Поэзии большевистских дней" (Берлин, 1921) и "Золотой кумирне" (Ч. 1. Киев. 1921). Не исключено, что ему принадлежат несколько переводов Г. Додохяна, напечатанных в 1916 году в "Армянском вестнике" (No 29) и ст-ние "Братьям армянам" (Там же. No 6). В есенинских материалах его второй инициал обычно "А.", но я склонен больше доверять авторам "Хроники". В заметке 1918 года Каменский называет его среди тех, кто в Кафе поэтов "поет о вершинной юности" (Каменский В. Кто мне нравится и что -- противно // Газета футуристов. 1918. No 1. С. 2)

[9] 39 Сведения о поэтессе Дакто (упоминаемой в этих же мемуарах несколькими страницами ниже) не разысканы; единственный ее текст, известный мне, -- стихотворение "Я арена, я арена..." в "Газете футуристов" (1918. No 1. С. 2) подписан "Докто".

[10]  40 Александра Борисовича Кусикова (1896 -- 1977) среди завсегдатаев кафе упоминает и Спасский

[11] 41 Василиск (Василий Иванович) Гнедов (1890 -- 1978) участвовал в октябрьских боях в Москве и оттого был титулован в кафе поэтов Бурлюком как "генералиссимус русского футуризма" (Color and rhyme. 1965/1966. No 60. С. 113). Ср.: "<...> скоро ушел в лучший мир и веселый, молодой поэт, белокурывй лохмач -- Василиск Гнедов, психически заболевший от чрезмерной вдумчивости в тематику своей поэмы, под названием "Белое"" (Климов А. М. Воспоминания // РГАЛИ. Ф. 336. Оп. 6. Ед.хр. 13. Л. 10; примечательно, что в год, когда писались эти мемуары (1959), Гнедов был жив и здоров).

[12] 42 Сергей Эдуардович Рексин -- поэт "презентист" (позже -- экспрессионист), участник альманаха "Явь" (М. 1919), кружка "Зеленое яблоко" (Хроника. 1. 112), подписавший среди прочих устав "Союза поэтов"). Он значится в списке членов Месткома писателей Москвы в 1926 г. (РГАЛИ. Ф. 1883. Оп. 4. Ед. хр. 106. Л. 21); в 1930-е работал журналистом (в частности, сохранилась его статья "Новейшие достижения в области энергетики. Современные турбогенераторы" // РГАЛИ. Ф. 1563. Оп. 2. Ед. хр. 324).

[13] 43 Сведения не разысканы

[14] 44 Сведения не разысканы

[15] 45 Наталья Петровна Кугушева ныне в рекомендациях не нуждается!

[16] 46 Лев Исаакович Моносзон -- поэт, примыкавший к имажинистам, вероятный первый муж второй жены Шершеневича Ю. С. Дижур (см.: Дроздков В. А. Книга Шершеневича "И так итог" в свете его отношений с Юлией Дижур // Русский имажинизм. История. Теория. Практика. М. 2005. С. 329), автор книг "Сердце пудреное" (М. 1917), "Эти дни" (М. 1917), "Последняя нежность" (М. 1918). В литературе регулярно идентифицируется с деятелем кино Львом Исааковичем Моносзоном (1886 -- 1938; о нем см.: Янгиров Р. В кадре и за кадром // Диаспора. V. Новые материалы. Париж -- СПб. С. 208 и сл.), что вызывает определенные сомнения. Я бы скорее предложил соотнести Моносзона-поэта с упоминающимся в делах иммиграционной службы США уроженцем России по имени Leon Monosson, родившимся, судя по заполненной им анкете на гражданство, 7 декабря 1897 года в Москве и умершим в 1967 году в Нью-Йорке. Профессию свою в анкетах он указывал то "издатель", то "певец", а на пароходе в 1941 году приплыл вместе с Марком Слонимом. По всей вероятности, он -- сын ювелира Исаака Львовича Моносзона, поскольку именно его адрес (Мясницкая часть, Юшков пер., д. страхового об-ва "Россия") указан в объявлении Л. И. Моносзона об организации кружка молодых писателей (не-футуристов) (Мысль. 1918. No 3. 15 февраля. С. 3). 28 декабря 1917 / 10 января 1918 Л. Моносзон читал в кафе поэтов доклад "Реформа любви". Афиша предуведомляла: "В разговорах примут участие: Вл. Маяковский, киты мира: Вл. Королевич, Вл. Гольцшмидт и Н. Равич, поэтесса Н. Поплавская и желающие вниматели из пришедших" (отсюда). Ср.: "<...> поэтов сменял иногда какой-нибудь молодой лектор-референт, вроде Льва Моносзона (где вы теперь?) предлагавш<ий> вниманию публики свой авторский труд -- по Вейнингеру -- на "актуальную" тему -- о "реформе любви"" (Климов А. М. Воспоминания // РГАЛИ. Ф. 336. Оп. 6. Ед.хр. 13. Л. 10)

[17]  47 Это же обращение Маяковского к публике, но без финальной энергичной коды, приводит Спасский (http://az.lib.ru/m/majakowskij_w_w/text_0212.shtml)