Берлин, 25 января (полночь)
Обедал в одиночестве у Хабеля. Полбутылки красного бордо 1923 года, но, несмотря на заверения официанта, оно оказалось не больно-то хорошим для такой выдержки. Для ординарных вин сейчас самый хороший 1934 год. Я уже собирался уходить, когда за мой столик уселся какой-то седовласый болван. Так как у него не было карточки на жиры для мясного блюда, которое он заказал, я предложил ему одну свою. Мы разговорились.
Он спросил: «Кто выиграет войну?»
«Не знаю», — ответил я.
«Почему? Само собой разумеется, Германия», — рассмеялся он. Он утверждал, что в 1914 году против Германии был весь мир, а теперь только Великобритания и Франция, а Россия — дружественная страна.
«Каждая сторона думает, что победит она, — сказал я. — Во всех войнах».
Он взглянул на меня своими старческими глазками с явным сожалением. «Германия победит, — произнес он. — Это точно. Так сказал фюрер».
Продолжая беседовать, я почувствовал, что мои замечания его раздражают. Он становился агрессивным и раздраженным. Заявил, что это Британия и Франция начали войну.
«Но вы напали на Польшу, и кое-кто полагает, что с этого началась война», — вставил я. Он аж подскочил от удивления.
«Прошу прощения», — прохрипел он и потом минут десять пересказывал мне вранье о причинах войны, названных Гитлером. (Значит, немецкий народ действительно верит Гитлеру, размышлял я.) «Документы, опубликованные нашим министерством иностранных дел, — продолжал он, — не оставляют и тени сомнения в том, что войну начали Британия и Франция, и они действительно готовили ее больше года».
«Они для меня не убедительны», — сказал я.
Он чуть не задохнулся от этих слов и, придя в себя, продолжил: «Говорю вам, что документами доказано...»
Я заметил, что мои кислые замечания привлекают внимание остальной части зала, а два типа с вытянутыми физиономиями и партийными значками, сидящие за соседним столиком, похоже, не прочь были героически вмешаться. Поэтому я встал и ушел, пожелав старому джентльмену спокойной ночи.
В шесть вечера заезжала за продуктами, которые я привез ей от родственников из-за границы, фрейлейн X. Она оказалась самой умной немкой из всех, с которыми мне доводилось общаться. Мы говорили о немецком театре и кино, у нее глубокие познания в этой области. Интересны ее мысли и о немецком характере, истории, нормах поведения. Беда немцев в том, сказала она, что они «geborene Untertanen» — прирожденные подчиненные субъекты, хотя слово Untertan имеет дополнительный оттенок — покорные субъекты. Власть и указание вышестоящего начальника — вот и все, что немцу нужно больше всего в жизни.
«Немец, — сказала она, — будет считать, что умрет добропорядочным немцем, если стоит на тротуаре, пока горит красный свет, а потом переходит улицу на зеленый, хотя прекрасно видит, что на него, нарушая правила, несется грузовик, который собьет его насмерть».
Для нее особенно горько, и эта горечь сквозила в ее словах, что Германия сделала ставку на войну, пожертвовав всем, на войну, которая может закончиться крахом западной цивилизации, определенные элементы которой не просто были привнесены в Германию, но и стремились создать единое целое с германской культурой. Она полагала, что нынешнему режиму западная цивилизация совершенно безразлична и он представляет собой элемент варварства, который во все времена таился в глубине немецкой истории и для которого жизнь имеет смысл только тогда, когда подразумевает победоносную войну, применение силы, завоевание, жестокость, уничтожение более слабого противника, особенно если он славянин. Она негодовала по поводу полного отсутствия у немцев здравомыслия в политике, их рабской покорности власти, трусливого отказа думать или действовать самостоятельно.
Сейчас в Германии взял верх неевропейский, антизападный элемент цивилизации, как она это назвала, и единственным способом спасти западноевропейскую природу немца, по ее мнению, было бы новое поражение, даже новый Вестфальский мир (разделивший Германию в 1648 году на три сотни мелких государств). Я в общем-то склонен согласиться с ней.
Свободное копирование
