Драшусова Елизавета Алексеевна
 
 Жизнь прожить не поле перейти.
 
 ЗАПИСКИ НЕИЗВЕСТНОЙ

I.
 

Внутренняя жизнь каждого человека сколько-нибудь мыслящего, сколько-нибудь способного чувствовать и страдать, всегда способна доставить полезный и занимательный материал для психического изучение, если человек раскрывает ее вполне, не утаивая ни одного действие, ни одной мысли, ни одного движение. Но возможна ли такая полная исповедь? Была ли она кем-нибудь сделана?

Самыми искренними исповедями считаются исповеди Жан Жака Руссо и блаженного Августина. Первый цинически рассказывает о своих дурных наклонностях и неблаговидных поступках, убежденный, что он покрывает их своею гениальностью. Другой, с увлечением прозелита, посвятившего себя служению Богу, равнодушно смотрит на все земное и, повествуя о своей жизни, имеет в виду только то, чтоб обращение его к Богу послужило назидательным и увлекательными примером для других. Но и в этих исповедях нет полной истории сердца.

В автобиографиях людей замечательных, игравших роль в мировых событиях, рассказываются исторические факты, в которых повествователи сами участвовали или которые при них совершались, но собственная их внутренняя жизнь мало раскрывается. Другие знаменитости в своих записках более или менее облекаются в порфиру, становятся на пьедестал и стараются, чтоб им удивлялись и покланялись, но редко достигают своей цели. Шатобриан может-быть сжег бы свои записки если бы предвидел, что они произведут в читателях неприятное разочарование на его счет. Никакие обстоятельства не принудили бы Ламартина печатать своих Воспоминаний если б он предузнал, что они возбудят невыгодное о нем мнение.

Гениальная Жорж Санд и восторженная г-жа Ролан также несколько рисовались в своих записках и не представляются в них теми симпатичными личностями какими бы хотелось их воображать. Или они, в сущности, ими не были, или потому, что опять-таки ускользала их внутренняя жизнь во всей ее истине и, что так трудно в чем бы то ни было достигнуть абсолютной правды.

Но я нахожу, что самые обыкновенные смертные хорошо делают, когда пишут свой дневник, хотя бы собственно только для себя. Это научает писать и мыслить и запечатлевает навсегда все, что переживалось. Это сердечный архив, в который часто бывает отрадно и полезно взглянуть. Это талисман, посредством которого живешь несколько раз в жизни. Я писала дневник мой с десятилетнего возраста и обязана ему многими сладостными ощущениями. Особенную услугу оказал он мне, когда однажды случилось мне жить очень печально, в глуши, в неустроенном имении, в жестокую зиму, в жалкой обстановке, в отвратительной среде. Порой становилось мне слишком уже тяжело, я бралась за дневник мой и предо мной воскресало все прошедшее, многое, что начинало уже меркнуть и изглаживаться из памяти. Образы дорогих мне людей, которых давно уже нет на свете, восставали словно живые. Прелесть юга, обаяние сердечных, умных бесед, немногие ясные дни счастие возобновлялись с осязательностью действительности и это пробуждение прошедшего оживляло, одушевляло меня, я словно возрождалась и являлись силы переносить безотрадность настоящего. Есть такие несчастные, у которых вовсе нет светлых воспоминаний, но мне кажется и им хорошо припоминать и прошедшее горе, и прошедшие невзгоды, и на них успокоительно подействует прожитое, если только в нем нет упреков совести.

Все мгновенно, все пройдет, —

Что пройдет, то будет мило.

Предлагаемые воспоминание извлечены из моего дневника. Я вовсе не добиваюсь достигнуть идеала откровенной исповеди о какой упоминала выше. Напротив, старалась даже как можно менее касаться моих внутренних ощущений. Chaque sentiment a sa pudeur, сказала г-жа Сталь, а у меня в высшей степени развита целомудренность моего внутреннего бытие и потому я неохотно писала о том, что касается лично меня, предполагая притом, что это никого не может интересовать. Но невозможно было писать о том, что совершалось вокруг меня, о людях с которыми находилась в сношениях, вовсе не говоря о себе. Если я позволила себе рассказать нечто о моем детстве, о некоторых событиях моей жизни, то единственно потому, что в них проявлялся дух времени, обозначались нравы, обычаи и личности которых более не встречаешь и которые поэтому-то и могут возбудить некоторый интерес.