Я с большим удовольствием вспоминаю весну и лето 1928 года, старинный парк, наш белый домик среди зарослей кустов и деревьев, приветливую избушку хранителя сада — карабинера.
У рослого черноглазого итальянца красавица жена и два сына: Стелио и Лелио. Между делом, в часы отдыха, я вылепил и того и другого. Однажды мать принарядила мальчиков и отправилась с ними на конкурс красоты. Лелио получил премию — 50 лир и грамоту. Когда приходили гости, Лелио обязательно показывал всем грамоту и свой бюст:
— Вот мой аттестат, а вот я сам. Меня вылепил синьор Коненков.
К нам в сад привез свою агитационную доску Мансуров. Забавный малый. Приехал из Москвы в Италию и занят тем, что по опаленному июльским солнцем Риму возит на тележке, сооруженной из двух велосипедных колес и сварного каркаса, большой фанерный щит, а на щите стихи Есенина и Маяковского. Болышцие черные буквы будоражат внимание. Стихов итальянцы и редкие русские-римляне, само собой разумеется, не упомнят. Но имена: Есенин, Маяковский — запомнятся навсегда.
Мансуров — художник: увидел мать Стелио и Лелио, красавицу Марию, и загорелся: «Попросите ее позировать мне». Мария — необыкновенная красавица. Огромные темные глаза, густые длинные волосы, лицо римлянки-патрицианки. Она согласна. Первый сеанс завтра, на лужайке парка. Что-то создаст наш московский Моне? А вот и он. Побрит. Принаряжен. Без привычного щита. Чем не синьор Мансуров?
Через пять минут прибегает возмущенный:
— Я не буду писать — она остриглась!
О, постоянное женское стремление прихорашивать себя! Она хотела быть на портрете особенно красивой и утром, пораньше накормив детей, бросилась в парикмахерскую. О падре мио! О дио мио, о миа Мария! Зачем ты это сделала?
Ко всем несчастьям, обрушившимся на голову бедной женщины, взревновал карабинер...
Однажды, спасаясь от полуденной жары, зашли в кафе на пьяцца дель Пополо (опять дель Пополо!), когда огляделись, то, к несказанной своей радости, в компании веселых итальянцев увидели Татьяну Шаляпину. Приятная встреча!
Татьяна вышла замуж за режиссера Либератти и живет в Риме. Конечно, позвали к себе. Увидав около двух десятков скульптур, созданных в Италии, Либератти стал хлопотать об устройстве моей выставки в Риме. Выставке сопутствовал успех. Много говорили о значении «Пророка».
Из Капо ди Сорренто приехал Горький. Поздравил. Пригласил провести вечер в ресторане. Устроились на веранде под тентом. К нашему столику подошел уличный продавец гипсовых бюстов. Перед нами оказалась целая галерея мировых знаменитостей. И среди этого «товара» я различил Горького. Сам продавец имел туманное представление о том, чем торговал. Показав на аляповатый бюст Горького, я спросил:
— А это кто?
— Мы не знаем, кто они такие, — смущенно ответил продавец.
— Может быть, это писатель?
— Продаю за писателя! — ответил он и, озорно сверкнув глазами, заулыбался.
Он так и остался в неведении, кто сидел перед ним.
Свободное копирование
