31 декабря 1917 года, когда в Комиссию по охране памятников искусства и старины влилась большая группа московских художников, начался новый этап. Внезапно ставшая многолюдной, комиссия произвела разделение функций между ее членами. В недрах комиссии возникли отделы: музейный, бытовой, архивно-библиотечный, историко-иконописный, пластических искусств. Последний — самый представительный. Во главе его стал Е. В. Орановский. Включили туда и меня.
Уже на первом заседании, которое состоялось 16 января 1918 года, пластический отдел смело шагнул навстречу запросам жизни. Был решен вопрос об управлении московскими музеями. Обсуждали положение дел с реставрацией фресок Успенского собора в Кремле.
Ясное представление о нашем боевом настроении дает декларация членов отдела пластических искусств, принятая в мае 1918 года: «Отдел пластических искусств сконструировался из тех художников, которые, приняв платформу Советской власти, работали с первых дней Октябрьской революции. Все художники, определенно ставшие на стороне бойкота народной власти, не вошли и не могут в него войти. Этим объясняется состав отдела и та строгость его пополнения, которая вызывает нарекания тех, кто теперь, когда власть Советов укрепилась, очень желают войти в отдел пластических искусств. Работа отдела из скромной охраны памятников слилась со всеми сторонами художественной жизни Москвы и области, мощно расширяя свою работу в самую глубину творческой жизни народа. В отделе 38 человек. Охраняя всемерно памятники прошлого искусства, отдел в органической жизни живого искусства осуществляет последовательно и планомерно всестороннее свободное развитие художественной жизни во всех ее проявлениях...»