Мой приезд в Петербург совпал с бурными стачками, происходящими в недрах Академии вокруг картины Филиппа Малявина «Смех». Советом профессоров картина, выставленная на Золотую медаль, была отвергнута, и Малявин получил звание классного художника за прежние свои портреты. А вскоре малявинская картина — жизнерадостная, яркая, написанная широкой смелой кистью природного колориста,— была показана в Париже на Всемирной выставке и имела там заслуженный успех. Малявину присудили Золотую медаль Всемирной Парижской выставки. В 1901 году картина «Смех» была приобретена итальянским правительством на Всемирной выставке в Венеции.
Яркие, солнечные, задорные и удалые «Бабы» и «Девки» Малявина красочным вихрем ворвались в Академию и, неугомонные, заходили в бурной пляске по чинным академическим классам, мастерским, гулким коридорам.
Малявин, открытый В. А. Беклемишевым в Новом Афоне, где молодой послушник, готовясь в монахи, по образцам-шаблонам писал иконы, и взращенный в мастерской И. Е. Репина, проявил необыкновенное дарование в изображении деревенской жизни, в поэтизации русского женского характера. Да и сам Филипп Малявин — по происхождению оренбургский крестьянин, со смелым лицом и простодушными выражениями — был, как говорится, солью земли. Его суждения об искусстве были весьма энергичны. Говорил он просто, ясно, сильно. Малявин — цельная личность, яркий талант. Я чувствовал, знал, что я не одинок — в Академии зреет протест против академической рутины. Я понимал — надо идти своим путем.
Беклемишев пытался удержать меня при себе, но безжизненный классицизм, опирающийся на дотошное копирование натуры, апологетом которого был добрейший Владимир Александрович, был решительно чужд мне. Беклемишев — типичный академический служитель. Высокий, сухощавый, добропорядочный, аккуратный, вежливый, он был воплощением старой Академии, идеалы которой мне были чужды. Как-то в возбуждении я попросил его не сбивать меня с выбранного пути. Это был разрыв.
Свободное копирование
