Нас с братом Гришей часто посылали в поле подтаскивать и складывать снопы. Заодно мы носили щи и похлебку в двоешках для жнецов и косарей. Устанешь, бывало, от жары, и ноги не идут. Помнится, как я кричал: «Гриш, а Гриш, неси гургурлач — я пить хочу!..» — «А я, ба-ат, не донесу, рука замлела».
Мне было неполных четыре года. Но в страдную летнюю пору и такой «мужичок с ноготок» без дела не ходил. С лугов от Десны ребятишки возили сено, с поля — снопы.
Рад бы дернуть вожжами и крикнуть: «Но! Серая!», а идешь молча. Побежит лошадь — растрясет воз, рожь осыплется. Зато с гумна порожняком катили шибко, каждый старался обогнать приятелей.
Возить снопы — большое удовольствие. Ведя лошадь в поводу, бодро пылишь по раскатанной теплой дороге, на ходу шелушишь колосья и жуешь пахучие зерна. А еще интересней было в пору сенокоса.
Покачиваясь, плывет бокастый, пышный воз, оставляя на лугу след. А ты наверху. Высоко, аж дух захватывает. В деревне у сарая поджидает дядя Устин. Воз опрокидывается, сено наскоро досушивают и спешат убрать под крышу. Тут опять у нас, ребят, есть дело — растаскивай по углам, утаптывай ароматное сено! Визг, хохот... Кипит работа.
Подъезжая с возом к нашему двору, я увидел маму, которая шла из-под горы от Десны с бельевыми корзинами на коромысле. Я залюбовался ею — такой статной и сильной она мне показалась.
Она принесла белье на двор, сложила на перекладину и начала развешивать. Ветерок раздувал рубашки, скатерти. А я вдыхал влажный, пахнущий свежестью воздух. Мне было радостно смотреть на мою красивую маму и на ее ловкую работу... И вдруг я увидел в руках у нее перочинный нож. Мне живо представился Синица-Сергей, парень из соседней деревни Струшенка. Он едет верхом на лошади в ночное и играет на самодельном тростниковом пищике. Как прекрасны эти звуки! Синица ловко перебирает пальцами лады, выигрывая простую мелодию. которая постепенно замирает в отдалении.
Мне захотелось во что бы то ни стало сделать пищик. Я не раз видел, как в тростнике прорезают голосник и лады. знал место, где у берега за лозняком растет тростник, и стал просить у мамы перочинный нож. Я; говорил ей, что мне очень нужен ножик.
— Возьми. Но если потеряешь — выпорю.
Я не представлял себе порки и смело взял желанный нож. Взял и, прыгнув на телегу. погнал лошадь. Скорей в луга! Пока я искал тростник и торопливо делал пищик. воз навили и меня позвали везти сено. По дороге я спохватился. что ножичка нет. Потерял! Я с виноватым видом вошел в хату. Мать собирала на стол ужин. Она увидела меня и спросила. не потерял ли я нож.
— Потерял, но я его найду. мам!
Она вспылила и, вырвав из веника прут, хлестнула меня по спине. Было так обидно и горько, что я заревел, выбежал из дома, плача, бросился в сад, потом к Десне, наконец, увидя отворенный сарай, вскарабкался на сеновал и, зарывшись в сено, старался сдерживать рыдания, чтобы не выдать, где я.
Мама разыскивала меня. Она вышла со двора и звала: «Сергей, Сережа, иди ужинать!» Я молчал и сквозь щель между бревен наблюдал околицу. «Ну и пусть! Пусть поищет!»
Тревога росла. Послышались голоса: «Не видел ли кто Сергея?» Соседи отвечали: «Да, видели, — он плакал в саду и под горкой у Десны». Послышалось горестное: «Не иначе как утопился!..» Мама, рыдая. сказала, что высекла меня прутом. Тут же припомнили пастушонка, не так давно утонувшего в Десне.
Стало темнеть. Мужики. понурив головы. отправились к реке. А я уже и сам видел себя лежащим на прибрежном песке. Слезы жалости душили меня. Я не выдержал и с косматой, в сене, головой вышел из сарая. Мама бросилась ко мне. целовала, приговаривая: «Сереженька. что ты наделал с нами. любимый!» И я плакал. От радости. Я как бы вновь нашел и себя и маму.
Подали ужин. я ел, глотая хлеб со слезами. Отец спросил: «Да отчего все это вышло?» — «Да оттого, что он потерял перочинный ножик», — объяснила мама.— «Да стоит ли он того! Вот скоро в Екимовичах будет ярмарка, и я куплю новый».
Все забылось. Я радовался. что у меня будет свой перочинный ножик и я сделаю тростниковый пищик и научусь играть. как Синица-Сергей!
Свободное копирование
