С такими мыслями и тревогами о процессе мышления я набирался физических сил во время своего выздоровления. Самым утешительным образом на меня подействовало приглашение присутствовать на секретной конференции в Лос-Аламосе. Я посчитал это верным знаком уверенности в моем полном умственном выздоровлении. Ни по телефону, ни письменно мне не могли сообщить о теме конференции. Секретность в то время была самая строжайшая, но я верно угадал, что конференция будет посвящена проблемам, связанным с термоядерной бомбой.
Конференция продолжалась несколько дней. Я встретился на ней с многими друзьями. Некоторые, как Френкель, Метрополис, Теллер и я, были непосредственными участниками; другие, как фон Нейман, были консультантами. Ферми не было. Дискуссии были оживленными и познавательными. Для начала Френкель представил расчеты, связанные с работой, которую Теллер начал еще во время войны. Расчеты эти не были подробными и законченными и требовали работы на компьютерах (не на MANIAC, а на других вычислительных машинах, которые работали на испытательном полигоне в Абердине). Это были первые задачи, для решения которых была привлечена вычислительная техника.
Были отмечены и утверждены некоторые перспективные детали плана, однако оставались важнейшие вопросы о начале процесса и последующем успешном его продолжении.
(Все это оказалось очень важным во время случившегося позже судебного разбирательства между кампанией «Ханиуэлл» и Сперри Раной по поводу действительности патентов на компьютеры. Претензия состояла в том, что компьютеры уже считались государственной собственностью, поскольку их использовало правительство Соединенных Штатов, и, следовательно, заявленные на них патентные права были недействительны. Я был одним из многих, дававших по этому делу свидетельские показания в 1971 году.)
Я принимал участие во всех собраниях в Лос-Аламосе. Они продолжались часами, могли длиться целое утро и целый день, и я с удовлетворением отмечал, что не испытывал чрезмерной усталости.
Помню, как я рассказал Джонни о своей болезни. «Меня считали обреченным», — сказал я, — «я сам думал, что уже умер, оставив после себя одно нульмерное множество». Эта чисто математическая шутка его позабавила, он засмеялся и переспросил: «Какое, говоришь, множество?»
Эдвард Теллер и Джонни часто проводили вместе время, и я присоединялся к ним, участвуя в их частных беседах.
Однажды они обсуждали возможность влияния на погоду. Они имели ввиду глобальные изменения, я же строил предположения о воздействиях более локального характера. Например, я спросил Джонни, возможно ли отводить ураганы, ослаблять их и рассеивать с помощью ядерных взрывов. Я тогда думал не о точечном источнике, который является симметричным, а о серии взрывов, произведенных на одной линии. Я думал, что вся сила и огромная энергия урагана сосредоточена на вершине воздушной массы (шторма), которая сама движется медленно и спокойно. Меня интересовало, нельзя ли, пусть даже в незначительной мере, изменять курс урагана во времени, воздействуя на траекторию этой медленно движущейся общей массы и таким образом заставлять его обходить населенные пункты. Конечно же, по поводу этой версии существует много вопросов и возражений. Одним из необходимых условий было бы проведение дополнительных расчетов направления движения воздушных масс, расчетов, которых нет даже сейчас. Многие годы мы с Джонни при случае обсуждали этот вопрос с экспертами по гидродинамике и метеорологии.
Конференция закончилась, и я вернулся в Лос-Анджелес. Когда я сошел с самолета, ко мне подошли два агента ФБР и, показав свои удостоверения, попросили разрешения осмотреть мой багаж. Как выяснилось, пропал секретный отчет Метрополиса и Френкеля, и они хотели проверить, не увез ли я его по ошибке. Мы все посмотрели, но у меня его не оказалось. Позже я узнал, что контакт был установлен со всеми, кто побывал на той конференции. Начальство выражало сильную озабоченность, так как все это могло принять весьма серьезный оборот. Многим позже пропавший документ всплыл среди прочих бумаг Теллера в его сейфе в Лос-Аламосе.
Свободное копирование
