-445-

Александр
 

26 июня 1898, Усадьба Пирос, ст. Валдайка

Дорогой Алтоша.

Переслали мне из Питера и получил я сегодня на волах по почте 2 твоих письма от 9 и 12 июня[1]. К сожалению, я ничего не в силах сделать для тебя в настоящую минуту. Музыка в том, что я девять дней пролежал в Николаевском военном госпитале, страдая сердцем. Ольдерогге и collegi его нашли у меня в сердце какие-то шумы и самое сердце в опасном положении. Поили дигиталисом и строфантусом. На 10-й день вызвали из деревни жену и препроводили меня в деревню, где строго наказали питаться воздухом, молоком, зеленью и рыбой, но отнюдь не мясом. Строфантус велено принимать трижды в день неукоснительно. Обязательны крепкий черный кофе и крепчайший чай. Писание и волнения противопоказуются. Жене шипеть воспрещено. Ранее 15-го июля в душную питерскую атмосферу показываться запрещено. В виде лозунга приказано ежеминутно помнить: "питание, воздух и покой, покой, питание и воздух". Ввиду всего вышесказанного до 15-го июля я не могу исполнить ни одного твоего питерского поручения. Как называется по-латыни моя болезнь,-- не знаю: не говорят и только переглядываются. Ольдерогге шепнул моей жене конфиденциально, что на 6-й день моего пребывания в госпитале был момент, когда он опасался за мое дальнейшее пребывание в подлунном мире. Пульс с частыми перебоями. Самочувствие порою угнетенное, порою нормальное, порою же почти жизнерадостное. Психика, конечно, подготовлена к восприятию разных страстей, и каждый перебой вызывает трусливый холодный пот на лбу.

Некролог Покровского запоздал. Его мне переслали только сегодня.

Ольдерогге женился и теперь родит дитю. Взял месячный отпуск и удрал к жене на дачу в Финляндию заниматься акушерством и переживать сладость родительских чувств. В предродовых хлопотах удрал так быстро, что даже финляндского адреса мне не оставил. Я его понимаю. Когда "родити хоцети" не только "свецика нема", но даже и головы нема.

Итак, дорогой мой, к великому моему огорчению, до 15/VII я тебе никоим образом не могу быть полезен; переписка же с Питером по поводу твоих поручений была бы при существующих беспорядках более чем бесполезна.

Здравствуй тысячи лет, оторви вторую половину листа [вторая половина листа не сохранилась] и передай по принадлежности.

Tuus Гусев.