5 августа. Брат Антоша! Сегодня утром наш досточтимый онкель передал мне твое письмо, коим ты приглашаешь меня не жить блуд-но, иметь возможный maximum добродетели в душе и занять место секретаря в "Будильнике". Первые две просьбы я исполняю с удовольствием, что же касается третьей, то я ответствую сице, имея перед рылом твое письмо и читая оное по пунктам. На сии пункты отвечаю:
1 Письмо попало ко мне 5-го августа, стало быть, опоздало, а и мой ответ, буде он явится через 5 дней,-- тоже опоздает (я предполагаю, что дела "Будильника" отлагательства не терпят), а стало быть, и ни к чему не будет нужен. В этом
20 не я виноват, а расстояние.
30 Жалею, что написал мне ты, а не Кичеев, как значится в твоей цыдуле.
40 Ты пишешь, что "условия" мне "известны". Этот факт я отрицаю, ибо переговоры с Уткиной были туманны (мои давнишние переговоры, а не твои).
50 Место оное я могу занять не ранее 20--25 авг. по причинам, кои изложу ниже. Теперь же считаю его навсегда для себя потерянным благодаря расстоянию и времени, потребному для проезда.
60 Буде же как-нибудь и случится, что это место будет ждать меня до назначенного мною срока, то я, не принося г-же Уткиной благодарности за сделанную мне честь, намерен сам предложить ей свои условия, дабы она ведала, что
70 везде болото (как ты пишешь) и что
80 не надлежит плевать безрассудно в колодцы и
90 что я один из не особенно желательных для нее служак, ибо я -- человек порядочный.
Засим, ответив тебе на твое письмо, перехожу к изложению событий и впечатлений протекшего дня.
Дядюшка относится ко мне так мило и гуманно, а главное так терпимо (вернее терпящ), что мое сердце преисполняется благодарностью. Тетушка тоже прелесть что за баба (в известных границах, конечно). Дядя делает Шурке подарки, отражающиеся на его бюджете. Миличка дает мне взаймы гривенники и вливает в мою утробу остатки вина от бывшего сговора и снабжает стеариновыми огарками так охотно, что я не могу сделать ничего лучшего, как передать сей достопримечательно-памятный факт вам, братцы мои, во всей его целости. Подробности всех эти подвигов может вам передать Анна Ив., так как мне удалось свести ее с Миличкой. Обе они, как две истые бабы, болтают inter se {Между собой (лат.).} по целым часам и, конечно, не слушают друг друга. Тетушка даже сообщила моей половине кое-что об общем благе, доставляемом ей дядею. Естественно, эти подробности знаю и я, но от вас утаю, ибо они на деле высказывают полную противоположность тем медленным движениям, которые проделываешь ты, Антоша, сложив известным образом пальцы. На сей раз ты, друже, ошибся.
Далее: Липа играет на фортепианах, не уступающих по звуку жидовским цимбалам (времен Еноха, за неизвестную вину взятого на небо), не только бегло, но и с разумением. Она ждала когда-то от Николая нот, но теперь вкупе с Селивановым, ожидающим рамы, перестала ждать.
Полина Ивановна с умилением рассказывает анекдот о том, как Николай подходил к ее окнам в туфлях и не позволял себе войти к ней в дом по сей же причине. Она ухаживает за нами всячески, делает тысячи услуг и стремится попросту сойтись с женской составной частью нашего трио. Но Анна Ивановна, будучи крепка, как адамант, не желает сего сближения и, к горю моему, держится вдали. Конечно, tempora omnia faciunt {Время все сгладит (лат.).}, но зачем же мебель ломать?
Были мы, друзья мои, в саду. Увы, я плачу и вытираю слезы платком, сотканным из разочарований.
Где прежняя доблесть нас, лыцарей сада, ухаживавших за гимназистками? Где все остальное, прочее? Нет его. На этот раз, как ни сердитесь, я вдамся в лирику. Мы в былое время, черт возьми, покручивая несуществующие усы, были... ну чем бы?., были героями. Бежишь за какой-нибудь Никитенко, земли под собой не чуешь, паришь где-то на высях, весь занят мыслью о майнридовском подвиге и избегаешь директора и Сороконожку... А теперь... идут два гимназиста 8-го класса с громадными дубинами и, зная, что начальства нет в саду, только курят папиросы... Да нешто это, братцы, резонт, нешто это законт? Эх-ма. Просто нутро выворачивается. Прежде, бывало, музыка увертюру выделывает, так чуть ли не до слез доводит, а уж на подвиги так подвизает, что самого черта в образе девы в объятия принять рад, а уж о самой деве и говорить нечего (бывало, целую ночь не дрыхнешь),-- а теперь гимназистишко 5-го класса вдруг говорит, что музыка в саду играет скверно, и сидит себе на лавочке без всякой жажды подвигов, "ничем не жертвуя ни злобе, ни любви". Разве это люди, разве это гимназисты? И самого-то Сороконожки нет в саду. Кто вместо него может сказать "Идите в класс"? Нет, Антоша, что пережито, то невозвратимо. Что было, того не будет. Я с детскими и юношескими мечтами пришел в сад и ушел со слезами.
Все переменилось. Гимназистки не те, гимназисты не те, я сам не тот, а у первоклассников даже носы менее глупо вздернуты кверху, чем в былое время наши. Sic, братец ты мой, transit, etc.
Я вздумал было вызвать прежние ощущения, закрыв глаза, но после получаса добился только боли под ложечкой. Я в каждой деве искал что-либо вроде Никитенко и я же с нею и находил нечто мне незнакомое; в каждом гимназисте искал товарища -- и [нрзб] и -- пошел домой, запить боль под ложечкой всеисцеляющей водкой.
Обедали у дяди. Было все, кроме водки. Даже сладости, коих наше трио не ест, было предлагаемо нам неотступно и многократно. Обедала Вера Ивановна Камбурова и во весь обед тянула трогательную канитель о том, что ее Ваня полез на крышу и разорвал себе жилу,-- факт никому не интересный, но, судя по ее надоедливости,-- бесспорный. Говядины за столом не было, но ее заменило радушие.
Спим мы с закрытыми ставнями и посему не имеем права открывать окон. Можете посудить о химическом составе нашего воздуха, не принимая во внимание 22-градусной температуры.
О твоей стипендии, Антоне, не узнал еще.
Вова помре, Платошка -- тоже, и где они похоронены,-- никому не ведому. На их месте заслуженно блистают Карпушка и Климка. Я был дважды на церковной паперти собора, но, к сожалению, не видел ни одного из них.
Один из братчиков Кушелевских признал меня и на радостях предложил мне какой мне угодно кредит "хучь на педещят коп." и тут же ударил сына по уху за пролитый стаканчик водки. Нужно было видеть иудейско-библейскую покорность этого сына, который только тогда сказал "шволац", когда уже вышел на улицу.
Признали меня еще каких-то два подвыпивших, но мне неведомых господина и предложили мне выпить с ними по рюмочке, но я при виде их самих не только отрекся от своего имени, но даже дал заклятие никогда, никогда не брать водки в рот, а потому и сближение не состоялось.
Свободное копирование
