4 августа. Начинаю опять с анекдота. Захожу я в винный погребок купить полкварты сантурину. В погребке сидят два полупьяных хохлика и громко разговаривают между собою, причем каждый толкует на собственную тему. Глаза -- поперек, подбородки в слюне, штаны в дегтю, словом -- все как следует. При моем появлении хохлики прерывают свой разговор, и один из них обращается ко мне, протягивая в знак своего расположеня руку для пожатия.
-- Господын, а господын!
-- Чего тебе?
-- Драстуйте. Чи тебе очка пользуе?
-- Пользуе.
Хохлик удовлетворен и обращается к собутыльнику:
-- И-и, тай дюже ж та очка пользуе... Тилько, брате, вона бильш сблизу пользуе...
Второй хохлик напрягает лоб и начинает усиленно мыслить, стараясь взять в толк и переварить словеса своего коллеги.
Чем кончилось -- не знаю, но только оба они пришлись мне как нельзя более по душе. Оба грязные, вонючие, слюнтявые... такие милые!
Удили рыбу. Идет превосходно. Одно только скверно, что у рыбаков и драгалей, вечно толкущихся в гавани, нет другого языка, кроме того, против которого Иван Златоуст написал свое поучение о матерном слове.
Видели похороны с хоругвями и с открытым гробом. Показалось с непривычки как-то дико. Особенно поразительны вышли те качания головой, какие мертвая старушонка выделывала в гробу с каждым шагом несущих драгалей. В закрытом гробу этого по крайней мере не видишь.
У Людмилы Павловны есть сестра Софья Павловна. У сей Софьи есть дщерь великовозрастная, у сей дщери есть жених-полудрагаль. Мы видели сию пикантную парочку у дяди -- пришла в гости. Обрисовывать их не стану, потому что вы и сами составите себе понятие, если я возобновлю в вашей памяти дядину залу, хлопочущую тетушку, тыкающихся из угла в угол Георгиев, дядю, чаще обыкновенного повторяющего в речи свое "так-то", сидящую в фотографической позе (с локтем на столе и с обращенной книзу кистью руки) у стола невесту и несколько поодаль, тоже у стола,-- жениха. Жених рассказывает о том, что он знал одного человека, который "бул жестокий пловец и вжасный нырок", а невеста добавляет, что этот пловец "вже въехал и теперь его у городе нема". Прибавьте к этому туго накрахмаленный белый галстук при коротком пиджаке -- и вы получите жениха. Невеста одета благоприлично.
У меня всегда при виде подобной официально толкущей воду в ступе парочки возникает в памяти незабвенный образ Карнаушенки и его невесты (ныне, конечно, супруги). Как теперь помню: сидят два дурака, тупо смотрят на людей и изо всех сил стараются говорить покрасноречивее; но, увы, что ни слово, то -- в лужу. И сами они чувствуют фальшь. С одной стороны видят себя героями какими-то, а с другой смутно сознают, что в уме чего-то не "фатаить", и все это вместе еще более усугубляет глупое выражение харь...
Такими же показались мне и сии нареченные, хотя и дядя, и тетка -- оба находят их очень хорошими и друг к другу весьма подходящими.
Но будет с них.
Был у меня И.В.Попов, и в беседе с ним я узнал несколько новых слов, например глагол "осатанеть", еже есть -- охалатиться. Далее, невыразимые именуются у него "соединенными штатами" северными и южными, смотря по степени приближения к телу. Толковали мы с ним по-приятельски, как следует, и оба друг другом довольны. Он рассказал мне довольно забавный анекдот о том, как солдат чуть не бросился однажды в осеннюю ночь с каланчи. Его напугал пожарный козел, которому пришла фантазия забраться на каланчу. Другой рассказ не менее забавен. Есть учитель -- Греков Митроф. Сей Греков -- уехал к себе на бакшу и, побывав на ней, возвратился в училище как раз в тот момент, когда туда прибыл неожиданно попечитель. Попечитель расспрашивал учителей, откуда кто родом. Когда дошла очередь до Грекова, то он так осатанел, что на вопрос "Откуда вы?" брякнул: "С бакши, ваше пр-во!" За сие и был разжалован во что-то весьма низменное.
Видел Курилиху, и взыграся младенец во чреве моем.
Больше, кажется, ничего интересного не случилось.
Свободное копирование
