При всем этом я давно уже не имела никаких вестей от отца. Подавленная своим одиночеством, я предавалась самым мрачным мыслям. Куда ведет меня эта жизнь? Когда настанет вечер этого печального дня? Когда же, наконец, я буду избавлена от жизни? Да, жизнь становилась мне в тягость. Здоровье мое, подорванное глубоким душевным угнетением, заметно ухудшалось. Не стану входить в мелочные подробности моих ежедневных огорчений и коварных происков, которые привели, наконец, к разрыву. Я узнала обо всем этом уже в последствии; тогда поведение тетушки показалось мне извинительным и я искренно пожалела, что приняла слишком к сердцу ее исполненные горечи упреки. Но все же я никак не могла бы успешно бороться против всесильной Бабеты, вполне подчинившей себе тетушку; и когда последняя высказала мне однажды, как неприятно ей иметь при себе молодую особу, которая ей не по душе, я поняла, что мне нужно удалиться, и тотчас решилась на это. Перед прощанием я уверяла ее, что всегда в сердце своем сохраню должную благодарность к ней и просила даже позволения лично засвидетельствовать ей об этом когда-нибудь, на что она милостиво дала свое согласие. Зная, что я лишена всяких средств, тетушка приняла было сначала мое решение за минутную вспышку. Она была, по-видимому, озадачена и огорчена моим отъездом и была даже настолько добра, что высказала мне это; но ее последние слова уязвили меня в сердце и ничто не могло заставить меня изменить свое намерение. Я просила ее извинить меня, если я в чем была виновата перед ней; это очень тронуло ее и мы обе расплакались в последнюю минуту прощанья. Для меня снова началась скитальческая жизнь. Не имея постоянного пристанища, я снова принуждена была просить приюта то у одних родственников, то у других. Я не имела никаких известий ни от отца, ни от старшего брата. А меньшой брат мой, после участия в одной неудачной экспедиции, томился в заключение уже восьмой месяц. Я сама томилась, не предвидя конца всем нашим бедствиям, когда неожиданно получила письмо от самого Шамболя с вестью об его освобождении и возврате в Париж. Через несколько времени к г. Шалиньи, у которого я жила тогда, явился молодой военный с ранцем за плечами: то был сам Шамболь! Такие минуты заставляют забыть много горьких дней! Он был весел, здоров; он предложил мне свой кошелек, в котором оказалось 50 блестящих луидоров. Я знала, что он вернулся без копейки, что к нему придрались за что-то и задержали его жалованье; что имя его все еще находилось в списке эмигрантов, между тем как он сидел в темнице. "Откуда же взялось это золото? Твое ли оно?" — "Без всякого сомнения мое". — "Уж не ограбил ли ты какой-нибудь дилижанс" (это было тогда сильно в ходу), сказала я ему в шутку. — "Избави Бог! Я это просто выиграл в лотерее, куда поместил свои последние четыре франка, составлявшие все мое богатство. Меня сочли безумцем, а вышло, что я был вовсе не так безумен! Я уже отдал то, что занял на дорогу сюда; а это осталось для тебя!" — Он не долго пробыл с нами; весело вскинув свой ранец за плечи, он направился в Гренобль, где наш верный и достойный друг де-Герио предложил ему место у себя. Около этого времени мы узнали о возвращении из Египта генерала Бонапарта, который быстро пронесся через всю Францию и неожиданно явился в Париж; а скоро сделались известны правительственные перемены, введенные им. Видя, как он твердыми шагами подвигался к власти, одни предчувствовали то, чем он стал впоследствии; другие льстили себя надеждой, видя в нем опору королевской партии и предтечу Бурбонов, которым этот могучий человек расчищал, по их мнению, дорогу для возврата. Многие воздерживались от суждений; но все жаждали покоя, все стремились к возможности спокойно заснуть с вечера, не боясь, что вас на другое утро уведут революционные сыщики — эта шайка, жаждавшая смут, составлявших ее силу, всегда готовая исполнять приказания тиранов. Такое общее настроение умов сильно благоприятствовало видам Бонапарта (Бонапарт был назначен первым консулом 13-го декабря 1799 г. - Прим. автора), и умеренность, которая вскоре стала заметна в распоряжениях его правительства, повидимому, оправдывала все ожидания.