* * *
В ответ на мой отказ Д.Е. написал мне одно из самых горьких своих писем (1 августа 1973):
«Дорогой мой друг, жизнь такая бездонная и дремучая, что сказать о ней по существу что-нибудь вразумительное ужасно трудно. Это относится к моим письмам и, вероятно, к Вашим. Хорошо еще, что иногда машем платками друг другу и бормочем что-то в телеграфном стиле, надеясь, что по этим песчинкам что-то можно понять. Ведь за этими буквами столько разрушений, бед, пустоты, порываний и неотвратимого, торжественно-будничного спуска в небытие… Когда-то, и даже не так давно, я писал:
Где все осточертело
И дождик в стекла лупит
Мое там Я сидело,
Глаза свои потупя.
И Я мне так сказало:
«Сорвался наш пробег, -
Не взяться ль нам сначала,
Забыв себя навек?»
<…> Из письма Вашего понял, что вытащить Вас к нам не удастся и огорчился этим. Ни шалаш, ни близость Лидии Яковлевны, ни мы сами притянуть Вас не способны». Не случайно Д.Е. так любил стихотворение И.Анненского «Невозможно». «Сказаться душой» нельзя, а слово произнесенное или написанное неадекватно слову воспринятому. В частности, я, видимо, неадекватно воспринимала стихи Д.Е. 18 августа 1973 г. он писал мне из Комарова: «Простите за безвкусные красные чернила и за то, что пишу на каком-то неудобном предмете, и за то, что напишу Вам опять старое мое стихотворение, которое все-таки мне нравится и может быть сейчас адресовано к Вам, хотя было написано без адреса или с разными адресами.
Обида
Как прожившийся, разоренный,
Отдавший все без возврата,
Так уйду и я, оскорбленный,
На дно моей горькой утраты.
Опущусь в водоемы глухие
Обиды могучей, непорочной –
Там как воды слезы людские
Тягу земную точат.
А ты, обиженная тоже,
Травиночка моя, не тужи,
Может быть, тебе еще поможет
Так называемая жизнь».
Свободное копирование
