9 января 1942 г. – родителям:
“Дорогие мои, пока мне не удалось ничего сделать, чего вы просили. Постараюсь еще выяснить возможности, но пока ничего не получается. Да я и не представляю, что можно сделать, т.к. я могу писать заявление, командование в лучшем случае напишет, что его поддерживает, но это не будет иметь обязательной силы для соответствующих властей. Во всяком случае, пока не удалось поговорить с комиссаром, который сейчас так занят, что к нему нельзя и подступиться. Вышлю вам пока справку, что я состою в армии, м.б., пригодится.
У меня ничего нового, кроме той новости, о которой я вам писал в последней открытке, т.е. что я назначен переводчиком. Началась новая работа: перевод при допросах, перевод писем, документов и т.д. Сегодня получил целую папку бумаг и партийный билет одного матерого фашиста, жалко, не удалось его взять живьем с таким поличным. Все пленные больше всего пугаются, когда их спрашивают: “Вы член НДС партии?” Приходится видеть много интересного, кое-что при случае напишу. Целую вас крепко. Пишите почаще. Ваш Ися”.
9 января 1942 г. – родителям:
“Дорогие мои, я получил с огромной радостью ваши открытки от 18, 22 и 23 декабря. Вам в декабре писал по меньшей мере каждые три дня, так что вы зря жалуетесь, пишу очень часто. Относительно пропуска для вас знаю следующее: А.Я. <Вышинский> написал резолюцию, что считает нужным предоставить вам таковой и дал Тате телефон некоего Будагова, кажется, в СНК; когда Тата позвонила, тот сказал, что пропуск будет выслан непосредственно вам, когда она позвонила через пару дней, то никто не ответил, т.к. правительство уже переехало в Куйбышев. Что касается твоей телеграммы, то она скорее всего просто не дошла. Я считаю, что надо папе написать заказное в Куйбышев. Я хотел было написать туда сам, но счел, что удобнее папе самому, иначе получится, что он обиделся и поручил мне, и вообще все это ненужно. Относительно денег: нужно, чтобы Тата сообщила вам № перевода, деньги, конечно, не пропадут, но волынка может быть очень долгой. Я тоже запрошу у Таты № квитанции и обращусь в Военную Прокуратуру. Эрочка тоже переводила вам деньги, но сейчас затрудняюсь вспомнить, когда. Тоже надо выяснить. Числа 3-го янв. Жека должна была вам выслать 250 р., кажется, что я в ноябре через нее тоже посылал вам столько же, но не помню наверно. Буду ей завтра писать – запрошу. Из январской зарплаты тоже половину переведу вам, половину Эрочке. Она пишет, что их хорошо кормят. Реночка имеет молоко, следовательно, они имеют все, что нужно – у них подсобное хозяйство, а деньги в их дыре неприменимы. Я тоже в них не нуждаюсь. Посылку мою затребуйте обратно, ее, конечно, украли почтари. В полк она не приходила, я в наилучших отношениях с нашим экспедитором, и если бы она появилась где-нибудь на горизонте, то я бы ее получил. Получите хоть деньги за нее. Мы получили посылки: из Сибири конфеты и печенье и из Ср.Азии сухофрукты, что мне доставило особое удовольствие, к сожалению, старшина хозвзвода ворует так бесстыдно, что получил гораздо меньше, чем полагалось. Сегодня радио приняло радостное известие о взятии нескольких городов, в том числе Масальска. В Масальске я был в начале октября, в тот самый момент, когда немцы высадили десант и брали его. Мы ушли благодаря тому, что танкисты по дороге грабили деревни, а мы, не задерживаясь, погоняли лошадей. Теперь немцам капут. Они теряют на этом фронте все, что ценой величайших усилий захватили в своих наступлениях с начала октября. Соприкосновение с немцами (при допросе пленных) вызывает к ним глубочайшее отвращение, а все, что мы видим вокруг себя – лютую ненависть. Ненависть они вызвали здесь во всем народе, никакая антифашистская агитация им не могла бы повредить больше, чем они сами. Их трупы совершенно не вызывают чувства, какие вызывает мертвый человек, а кажутся падалью. Будьте здоровы, целую вас. Ваш Ися”.
Свободное копирование
