Вторая новость: завтра сюда в командировку приезжает папа!
Мне плохо помнятся подробности встречи с папой. Мы не виделись больше двух лет и не отходим друг от друга. Папа немного постарел, но в общем такой же, как до войны, — ласковый, заботливый, добрый. Он неуклюже хлопочет вокруг меня, расспрашивает о болезни, рассказывает о наших в Ленинграде. Он все время хочет что-то для меня сделать, чем-то помочь, проявить заботу и тепло. Я прошу его постричь мне ногти на руке, и он поспешно соглашается. Он сидит на стуле напротив меня, склонив свою седую, такую знакомую голову, а я не отрываю от него взгляда — весь он такой большой, родной, неуклюжий…
Он стрижет ногти очень сосредоточенно, аккуратно обрабатывая каждый палец. Он всегда все делает предельно добросовестно, а сейчас особенно старается. Моя рука лежит в его больших теплых ладонях. Он заканчивает последний палец и, не поднимая головы, говорит: — Вторую.
Я немею…
Проходит одна, две секунды… Он медленно поднимает голову, смотрит на меня с удивлением своими серыми близорукими глазами и снова произносит:
— Ну! Давай же вторую… — И вдруг лицо его дергается, как будто его сильно ударили по щеке, он что-то вскрикивает, роняет голову мне на руку и плачет…