Периодически у нас в бараке появляются «покупатели» — офицеры, набирающие команды в свои подразделения.
Так, на днях отбирались люди в команду «МЦ». Что такое «МЦ», никто не знает (слухи: не то мотоциклисты, не то милиционеры, и то и другое — внутренние войска), но все уже твердо усвоили, что в армии не спрашивают. За вопросы либо ругань, либо наказание.
Сегодня тоже происходит отбор. Молоденький лейтенант отбирает людей с семиклассным образованием в артиллерию. Я выхожу тоже, и он ведет группу отобранных в отдельный отсек барака, где стоит стол, за которым сидят еще два офицера.
Нac вызывают по одному.
Я захожу одним из последних и кратко отвечаю на быстрые, формальные вопросы: фамилия, имя, отчество, год рождения, национальность… Пауза.
Офицеры, которые до сих пор не обращали на меня внимания, разбирая листки на столе, поднимают глаза и с интересом всматриваются.
— Какая национальность, говоришь?
Я повторяю.
Офицеры переглядываются, потом старший роняет:
— Свободен.
— Могу идти?
— Можешь. Погоди, постой. — На губах офицера появляется улыбка. — Так ты в артиллерию хочешь?
— Да.
— А в какую артиллерию? В сорокапятки или дальнобойную?
Что такое сорокапятки, я не знаю, спросить неудобно, кроме того, я чувствую какой-то подвох и поэтому отвечаю то, что мне известно:
— В дальнобойную.
Теперь уже смеются все трое.
— Можешь идти! Кру-гом! Шагом марш!
Выхожу. На душе гадко.
За что такое недоверие? И что означал последний вопрос? Теряюсь в догадках. Поделиться, спросить не у кого.