XLV.  

Я пишу настоящие воспоминания, черпая единственно из моей не совсем еще отупевшей памяти. Неудивительно поэтому, что строгого хронологического порядка соблюсти не могу. Прочитывая написанное, вдруг вспоминаешь какое-нибудь обстоятельство, случившееся гораздо раньше, но пропущенное, а между тем оно в ряду других не менее заслуживает упоминания. Так и теперь, рассказав два происшествия, случившиеся в ноябре 1851 и январе 1852 года, я вижу, что на предшествовавших страницах говорил уже о смотре и экзамене, бывших на шестой неделе поста, следовательно, не раньше конца марта 1852 года, а между тем совсем забыл упомянуть еще об одной интересной командировке, имевшей место в январе и феврале и теперь только всплывшей на поверхность в моей памяти.

Дело в том, что в Самурском пехотном полку произошли беспорядки по денежной части. Казначей был отдан под суд, дело тянулось по тогдашним обычаям весьма долго и кончилось наложением взыскания на всех офицеров как выбирающих казначея. Вскоре, однако, возникли новые претензии разных маркитантов и поставщиков, предъявивших массу расписок и счетов и требовавших уплаты; между тем полк отказывался от этого, уверяя, что все эти счета в свое время были уже выплачены. Главнокомандующий приказал составить особую комиссию для расследования и разбора всех этих претензий, а князь Аргутинский, возложив дело на командира 4-го батальона Дагестанского полка полковника Асеева, своего любимца и бывшего полкового казначея, когда князь Моисей Захарович еще командовал Тифлисским полком, предписал вместе с тем командирам Апшеронского и Дагестанского полков командировать по одному опытному офицеру, коим и явиться к Асееву. Выбор в Дагестанскому полку пал на меня. Я тотчас отправился в Шуру, явился к Асееву, познакомился тут же с назначенным от Апшеронского полка поручиком Шиманским, и через день мы все на двух перекладных выехали в Дешлагар -- штаб Самурского полка, верстах в восьмидесяти от Шуры.

Дешлагар -- название урочища, до 1848 года никем не заселенного, было выбрано под полковой штаб весьма удачно. Место, удаленное от непокорных обществ, окруженное, и то не в весьма близком расстоянии, аулами с запада и севера -- шамхальцев, с востока -- терекамейцев и с юга -- Акушей, все населением давно покорным, мирным и не особенно воинственным; все угодья для полкового хозяйства имелись в изобилии, единственный недостаток был в отсутствии речки или озера, вообще чувствовалось отсутствие достаточного количества воды. В течение трех с небольшим лет Дешлагар успел так устроиться и разрастись, что многим уездным городам России пришлось бы ему позавидовать. Оборонительные казармы, полковые мастерские, лазаретные флигели с соединительными стенками составили квартал, род цитадели, с обширной посредине площадью, на которой воздвигали каменный храм. За воротами этого укрепленного квадрата раскинулся базар с десятком лавок и духанов, далее правильными линиями тянулось несколько улиц с чистенькими офицерскими и женатых солдат домиками, еще далее -- ротные дворы, бани, кухни; на другой окраине раскинулся прекрасный сад с прудом, беседками и прочим, в нем же видел я и памятник убитому хищниками на почтовой дороге из Дербента к Дешлагару инженер-капитану Попову. Кругом всей штаб-квартиры для усиления обороны возведены четыре красивые башни. Все вообще имело вид прочности и благообразия, что, впрочем, и неудивительно как по самому выгодному положению Дешлагара, так и по тому, что полком командовал Эдуард Федорович Кеслер, известный инженер, заведовавший всеми работами при осаде Салты и Гергебиля.

Окрестности Дешлагара не лишены живописности. На север -- открытая равнина, пересеченная кое-где волнообразными холмами, а за ними едва виднелось Каспийское море, и в хорошую погоду из окон дома полкового командира можно было видеть даже парус мимо плывущего судна. На юг -- лесистые горы, рассекаемые скалистым, но не лишенным растительности ущельем, по коему пролегала хорошая колесная дорога в Акушу и через нее к Цудахару, Казикумуху и на Турчи-Даг. С востока и запада спускались довольно отлогие, покрытые хорошей травой покатости, по которым виднелись пасущиеся стада овец.