Дом и общежитие райлесхимсоюз предложил мне выкупить по остаточной стоимости. С помощью денежных переводов от Юрия и Розы рассчитались с вельской бухгалтерией за два года.
Приезжавшие в отпуска дети отдыхали, собирали грибы и ягоды, шумно веселились вечерами и в то же время хорошо помогали нам. Пилили и кололи дрова к зиме, ремонтировали стареющие постройки, запасали корм для коз, ухаживали за огородом. Радостно было видеть их вместе с нами — здоровых, дружных, работящих, уверенно шагающих по своим жизненным дорогам.
Кончался период отпусков, и опять мы, старики, надолго оставались одни. Я все чаще начинал раздумывать о прожитой жизни. Любил я отдаваться работе без остатка, любил дисциплину и порядок. Ошибки и промахи, конечно, бывали, но они случались не из-за халатности или лени, а из-за нехватки знаний, опыта или из-за стечения каких-то недобрых обстоятельств. Всегда я чувствовал уважительное отношение к себе со стороны честных и справедливых руководителей, товарищей по работе, своих подчиненных. Как-то все всегда ладилось без ссор, скандалов, конфликтов.
Начал кое-что записывать на память. Приехали в очередные отпуска Юрий и Роза, показал им свои тетрадки. Они посоветовали: «Напиши, папа, как можно подробнее обо всем, что помнишь. Мы потом перепечатаем на машинке, будет интересно читать не только нам, а и нашим детям, когда они вырастут». Купил в запас тетрадей, стал писать свою биографию с подробностями.
Среди моих сверстников у миллионов людей жизнь была намного более интересной, более насыщенной важными событиями, чем у меня. Всю жизнь после демобилизации из армии в 1925 году я был рядовым служащим, больших должностей не занимал. Великое множество таких же рядовых работников оставили за спиной такую же полную трудом напряженную жизнь. Мы не совершали героических подвигов, наши фамилии не гремели в газетах. Мы просто буднично и добросовестно работали, создавая новую жизнь. И жизнь наша понемногу все улучшалась и улучшалась. Я это вижу по себе и своей семье, по судьбам своих родственников и знакомых.
Значит, трудились, напрягались не зря! Храню похвальные грамоты, выписки из приказов с благодарностями, медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». Все это заработано немалыми усилиями. За прожитую жизнь мне не стыдно! В этом я вижу свое счастье.
Но в последнее время меня иногда тревожит крамольная мысль: а не портит ли какую-то часть людей та новая жизнь, которую строили мои ровесники? Как-то возвращался я из Вельска и услышал в поезде разговор двух сидевших рядом парней. Прилично одеты, кулаки у обоих, как молоты, лица сытые, чистые. Оба явно под хмельком.
— Жизнь... — проворчал один. — Ждешь то аванса, то получки. Вечно денег не хватает.
— Не говори, — согласился другой. — Лишний раз не опохмелишься. Да еще батя и мать ноют, когда мало денег им отдаю.
И так мне стало обидно, что не выдержал, вступил с ними в спор. Бесполезно! «У вас, папаша, была своя жизнь, свои интересы. Что, и нам так жить? Теперь не те времена, мы живем по-другому», — поднялись, перешли на другие места, от меня подальше.
Получается, что подобные парни предъявляют претензии к своим отцам и матерям. Дескать, мало они трудились, не создали таких условий, чтобы потомкам жизнь нравилась. И что значит «жить по-другому»? Почаще выпивать, побольше развлекаться? Не переработать бы лишний час в смене да повыгоднее наряд у мастера закрыть?
От дармовой сытости мельчают люди душой, привыкают жить заботами только о своем брюхе и собственных удовольствиях. Боюсь, что те два пока еще цветущих здоровьем парня превратятся годам к 40—45 в морщинистых небритых алкашей. От гнилых душ нередко дряхлеют и тела.
Нормальная человеческая жизнь обеспечивается только трудом. Никакой благополучной жизни «по-другому» для честных людей не бывает.
Свободное копирование
