1944 год был славен крупными успехами нашей армии на фронтах войны. Сводки Совинформбюро и газеты радовали победными сообщениями, поднимали настроение. В разговорах уже шли споры о сроках конца сражений. Думалось, поработаю до победы над фашистами в Вельске, потом вернусь к семье. Принял склады — госрезерва и текущего оборота. Сотни тонн муки, круп, гороха, зерна, других хлебопродуктов. Для людей неустойчивых, жадноватых — работа в то время опасная! Сразу настроил себя: «Соблазнам не поддаваться! От жулья — подальше!».
В первую же неделю уволил двух крепких парней допризывного возраста и шустрого деда одного из этих парней. При разгрузке вагонов у них рвались мешки, а в припрятанных сумках обнаружилась крупа из этих мешков. Преимущественно женская рабочая бригада выражала недовольство изгнанием ребят.
По моей просьбе Райисполком перевел к нам трех мужчин-грузчиков из других вельских организаций. Один из них при знакомстве с коллективом объявил, что имеет поручение райотдела милиции: не допускать хищений при погрузках-разгрузках. Он работал вместе со всеми, и мешки больше не рвались. Удобно было и то, что железнодорожники считались с нашим 10-часовым рабочим днем, вагонов к ночи не подавали. Склады на ночь запирались с контрольными пломбами и сдавались под охрану сторожам.
Некоторые знакомые считали меня чудаком, посмеивались: «На золоте сидишь, а брезентовый плащ на коверкот сменить ума не хватает». Обижался свояк Осип Егорович, муж Наташиной сестры Марии. Я жил у них в квартире, а к учебному году взял к себе Юру. Свояк служил в НКВД, носил погоны старшины, Мария работала уборщицей, два их сына учились в школе. Кроме пайков и овощей с огородика во дворе прибавить к столу у них было нечего. Плохо оправдались надежды и на мою новую работу. Питались мы вместе, но сытого обилия родственники так и не увидели.
Испортились отношения с некоторыми довоенными приятелями. «Трусливая душа, — возмущались они. — Не может кулек муки по старой дружбе подкинуть!» Не жаловали меня и те начальники, что приходили на склад с мешочками в портфелях и уходили ни с чем. Законы были строги, но меня держала на плаву не столько трусость перед законом, сколько боязнь потерять совесть. Чистая совесть дороже всякого добра. Пусть кто-то считал меня дурачком, пусть я не нажил модных тряпок для семьи, не построил дома в Вельске, пусть ни разу не ушел со склада с портфелем или сумкой, а позволял себе разве что сыпнуть в карман две-три горсти крупы или унести кулёк из газеты с мукой, зато мошенники разных видов даже не пытались заводить со мной «деловые отношения».
И работникам склада я мог смотреть прямо в глаза. Они тоже с моего разрешения могли сунуть что нибудь в свои карманы. Объяснял им, что это можно делать за счет предусмотренной нормами «усушки и утруски» без ущерба для государства. А приходить на складскую территорию с сумками никому не позволял.
Возможно, воровства килограммами полностью изжить и не удалось, но крупных хищений, которые приводили бы к недостачам продукции при проверках, за время моей работы в Вельске на складе не было. Кладовщики, лаборанты, грузчики, сторожа дорожили местом, где и без домашнего завтрака всегда можно было пожевать всухомятку чего-нибудь хлебного.
Свободное копирование
