ВОЙНА.
22 июня 1941 года было воскресенье, но мы работали, так как с утра нам подали вагоны под погрузку. Перед обедом к нам прибежал взволнованный работник станции с криком:
— Война началась! Немцы на нас напали!
Уже на следующий день в Синегу стали прибывать из Вельска первые команды мобилизованных. В последующие дни машины и повозки с людьми шли потоками и из других районов. Призванные и провожающие заполнили весь поселок. Везде горели костры. В каждом доме стало тесно от приезжих.
Подавались составы пустых пассажирских вагонов и теплушек. Начальники в военной форме заполняли их построенными на перроне колоннами, эшелоны уходили в Коношу. Грузовики, автобусы, повозки, слезы жен и матерей, плач ребятишек, прощальные гудки уходящих поездов — такой была наша станция в первые недели войны.
Сильно поредели рабочие бригады на всех складах. У нас в июне-июле не призвали только Василия Тюкина из-за поврежденного глаза и Семена Петрова, одинокого мужика лет пятидесяти. В бригаду набрали женщин, а погрузочных работ прибавилось. Сверх привычной продукции на склад стали поступать повозки, фургоны, хомуты, другая конская упряжь. Осенью пошли сани и лыжи.
Меня медкомиссия военкомата признала годным к нестроевой службе. В комиссии оказался старенький доктор, у которого я лечился до путевки в Адлер. Он прямо при мне подсказал сидевшему за столом военному: «Пошлете его ездовым в обозе? Каптером в тылу? Оформите ему бронь, он на своем складе нужнее, чем в армии». В самом деле, через некоторое время Козлов сообщил, что меня «забронировали».
Работал после начала войны еще год. Призвали в нестроевые одноглазого Тюкина, отправили на оборонные работы Петрова. Остались в бригаде одни горемыки-женщины, а я стал ненадежным для них помощником при погрузках. Зимой то ли от надсады, то ли от простуды вернулась довоенная хворь. Плохо слушались ноги. Ложиться в больницу было некогда. Носил сшитый ватный пояс, лечился натираниями и прогреваниями дома. К лету почувствовал себя лучше.
Свободное копирование
