Но железная дорога прокладывалась дальше. Когда появилась станция Куваш, Козлов уговорил меня поработать там: «Достроишь склады, наладишь работу — вернем в Устыпоношу». Перевез семью в Куваш.
Рельсы протянули до станции Синеги и в 1936 году работы остановили. Синега стала конечной, тупиковой станцией Вельской ветки. В ней образовался некий перевалочный пункт, связавший с железной дорогой Вельский,, Верховажский, Устьянский, Шенкурский и Ровдинский районы. Эти пять районов могли сравняться по занимаемой территории с некоторыми южными областями.
Козлов перевел меня из Куваша в Синегу: «В Устьшоноше толковый завскладом нашелся, дела у него идут хорошо, а здесь все надо начинать с фундаментов. Дом тебе мы уже поставили, перевози семью. Даю слово, что переводить больше никуда не будем».
До войны, пока не была построена дорога через Котлас на Воркуту, Синега представляла собой всегда оживленную и довольно крупную станцию. Около 15 больших хозяйств-складов со своими конторами и с десяток мелких организаций принимали и отправляли, разгружали из вагонов и грузили в вагоны самые разные товары — зерно, машины, промышленное оборудование, горючее, продовольствие, одежду, ткани, изделия кустарей... Всего не перечислишь!
Открытые платформы загружались лесом. При складах создавались рабочие бригады. В поселке быстро росли дома. Люди привозили из деревень своих жен и детей. На вокзале и перроне всегда толпились пассажиры. В привокзальном буфете днем и ночью кипел огромный медный самовар. В просторной столовой поселка кормились и приезжие и местные. Пассажирский поезд из Коноши приходил раз в сутки, высаживал приехавших, брал уезжающих и уходил обратно. По насыпным песчаным дорогам приходили и уходили с пассажирами автобусы и грузовики со скамейками в кузовах. Летними вечерами на перроне собирались и местные жители. Молодежь устраивала игры и пляски. Гармошки, балалайки, песни, веселый смех... Шумная была станция!
После завершения строительства порученное мне хозяйство состояло из двух огромных складов с открытым пакгаузом на столбах, дома для семьи и поставленного впритык к нему теплого бревенчатого барака, в котором размещались контора и общежитие для рабочих.
Когда в общежитии стало тесно, я перенес контору в одну из двух комнат нашего казенного жилья. Перегородил эту комнату барьером с дверцами, перед конторой получилась прихожая. Семье оставил комнату побольше и кухню с русской печью. Дополнительная печка с железной плитой оказалась в прихожей. В ней же пришлось оставить умывальник и скамейку с ведрами для воды.
Через оба склада к пакгаузу шла рельсовая узкоколейка. Грузы по ней возили на специальной платформе-тележке. Места в складах часто не хватало, ряды бочек, порой и в два яруса, располагались на лежневках из жердей под открытым небом. На склад привозили с лесохимических заводов и из оставшихся кое-где лесных артелей скипидар, канифоль, смолу, уксусный порошок, деготь, серу-живицу. Оборот продукции был большой, особенно в зимние месяцы. По мерзлым дорогам на полозьях груз возить легче, чем в телегах по дорожным выбоинам. На площадке перед нашим домом всегда кормились лошади, а в конторе толпились извозчики, ждали оформления документов. Приехавшие издалека оставались и ночевать в конторе на охапках сена и тулупах.
Бригада грузчиков почти каждый день работала по 9—10 часов. Когда вагоны подавались в конце дня, загружали их и ночью, чтобы не платить штрафов за простой порожняка. Заработки у грузчиков были хорошие, они намного превышали мой оклад. Особым трудолюбием и исполнительностью отличались Михаил Сибирцев, Александр Путинский, Василий Негодяев и Василий Тюкин. Путинский и Негодяев построили свои дома, привезли в Синегу семьи. Холостяки и Сибирцев с семьей жили в общежитии. Сибирцевым отгородили закуток с окном. На кухне общежития стояла русская печь, в которой жена Сибирцева варила еду и себе и холостякам.
Жили тесновато, но дружно. Выходные и праздники проводили вместе. У Тюкина была гармонь, а у проживавших рядом Пугинских патефон. Перед общежитием поставили турник, показывали друг другу силу и ловкость. Веселились с выпивкой очень редко, умели хорошо развлекаться и трезвые. Да и некогда было пьянствовать.
У нас этой бедой страдал только Негодяев. С получки дня два-три пил беспросветно, потом отрабатывал прогулы изо всех сил. Мы поругивали его, но в бригаде держали за недюжинную физическую крепость и готовность между получками к любой работе.