В декабре 1941 года призвали нашего третьего сына, Дмитрия. Он попал на Ленинградский фронт, в одном из боев получил ранение. После лечения в госпитале его направили на учебу в Казанское танковое училище. По дороге в Казань он сумел сделать крюк, заскочил на один день в Сольвычегодск, повидался с матерью и Зоей. В это время дома уже не было и Николая. Думал ли Дмитрий, что больше ему родных мест не видать? После окончания училища, уже офицером, он командовал на фронте танковым взводом. В письмах домой спрашивал, не нашелся ли Михаил, просил за себя не переживать: «У меня броня крепкая. Пули, как горох, отскакивают». А 6 июля 1944 года он геройски погиб в бою...
Ольга получила от товарищей Дмитрия несколько писем. В одном говорилось, что он направил загоревшийся танк на фашистскую батарею и раскромсал ее гусеницами. В другом, более подробном письме о его подвиге рассказано так: «Огнем из пулемета и гусеницами лейтенант уничтожил до сорока захватчиков в этом бою. Его танк был подбит, но он продолжал расстреливать бегущих немцев. Вторым снарядом Дмитрий был тяжело ранен. Спасти его нам не удалось... Он был комсоргом подразделения и дрался, как подобает воину нашей славной Красной Армии, воспитаннику ленинско-сталинского комсомола. Дмитрий посмертно представлен к правительственной награде. Мы, комсомольцы и его боевые товарищи, не забудем Дмитрия, жестоко отомстим за его смерть!» В третьем письме один из его товарищей писал, что «лейтенант Теребихин и раненый продолжал вести огонь по врагу. Из танка его вытащили сильно обгорелого, он был еще жив, но потерял сознание и вскоре скончался». Пришло и официальное извещение о гибели сына, а через некоторое время Ольге вручили орден Отечественной войны I степени, которым Дмитрий был награжден посмертно. Этот орден вместе с письмами товарищей Дмитрия я храню, как самую дорогую святыню.
А самого Дмитрия нет. Нет и Николая. Нет от них ни детей, ни внуков. Усекла, обкусала злая война наш род Теребихиных.
Николай, младший наш сын, ушел в армию в мае 1942 года. Ему шел в то время девятнадцатый год. Военкомат направил его в пехотное училище, которое находилось в городе Великом Устюге Вологодской области. По-моему, училище было эвакуировано туда из Белоруссии и называлось Лепельским. Совпало так, что месяца через два и меня направили служить в Великий Устюг — в военкомат. Ко мне довольно часто приезжали туда Ольга Петровна и Зоя. Поэтому с Николаем, пока он учился, мы видались постоянно. Хоть он и носил курсантскую форму, но казался нам еще мальчишкой. Был беззаботен и весел, любил полакомиться привезенными матерью рыбными пирогами, ягодами, домашним творожком. Прибежав в увольнение, смеялся и первым делом просил: «Давайте чего-нибудь пошамать. Надоел гороховый суп. Жидкий, а брюхо пучит».
После училища Николая отправили на фронт. Командовал стрелковым взводом, получил легкое ранение. Из госпиталя писал нам бодрые письма: «Отдыхаю вторую неделю на чистых простынях. Рана у меня пустяковая, скоро заживет. Приезжал замполит, пообещал всем нашим, что нас вернут в свой полк. Так что писем сюда не пишите, а пишите по старой полевой почте». После госпиталя Николая назначили командиром стрелковой роты, а вскоре, в августе 1943 года, он погиб. Как погиб, при каких обстоятельствах, мы так и не узнали. Писем от сослуживцев не было, пришло только официальное сообщение: «пал смертью храбрых в бою». Да и кто бы успевал писать подробные письма о всех павших в войне?.. Не стало и нашего добродушного, озорного в школьные годы и постоянно веселого Николая. Только его улыбка да быстрый говорок остались навечно в нашей памяти...
Михаила мы считали погибшим. На Дмитрия и Николая пришли похоронки. Петр воевал в Заполярье. Ольга Петровна, когда к дому подходил почтальон, всякий раз сжималась от страха: вдруг несут похоронку и на Петра? Галина служила на удаленной от всяких дорог северной метеостанции, писала, что переболела цингой.
Свободное копирование
