В начале марта я получил первое ответное письмо от жены. Она сообщала, что с ними, т. е. с ней и Юрой, все в порядке. Она пока живет у Сергея, а Юра — у брата Константина. Но дальше не знает, как быть, т. к. у Сергея начались неприятности из-за нее. Жена сообщала, что моя сестра Ира выслала посылку с теплым бельем, носками и немного всяких продуктов. Посылку также собирает и Сергей. Она с трудом устроилась плановиком на какую-то овощную базу, где директор не посчитался с тем, что муж — враг народа, а то она ходила месяца два без работы. Нигде не принимали, как только заходил разговор обо мне. Брата Костю тоже уволили из его СКБ, и он целый месяц искал работу, пока его не приняли в Электротехнический институт им. Ульянова-Ленина зав. радиолабораторией. И то это произошло благодаря помощи военкомата, куда он обратился. Таким образом, вести из дома не особенно успокаивали.
На днях откуда-то появилось несколько газет, в которых были напечатаны выступления Молотова не то на сессии Верховного Совета, не то на Пленуме ЦК ВКП(б) (сейчас не помню), где он останавливался на перегибах в разоблачении врагов народа, говорил о том, что дело дошло до того, что некоторые следователи ввели следующую классификацию: «вражище», «враг», «враженок», бесконтрольно со стороны прокуратуры арестовывали людей и т. п. Когда я прочел это выступление, то подумал: «Ага! Начинает выступать на свет истина!» Появилась надежда на пересмотр решения тройки, стало пока легче на душе. Но этого не случилось. Дела осужденных тройкой, очевидно, не подлежали пересмотру, или это был просто иезуитский маневр для успокоения общественности.
Строительство башни между тем подходило к концу. Мартовское весеннее солнышко сгоняло с полей снег. Он оставался уже только в оврагах. Возникал вопрос: а где же мы будем по окончании башни? Что с нами будет?
И настал такой день. На работу нас не вывели, а предложили собрать вещи, и вот мы опять в вагоне-теплушке, с той только разницей, что было днем тепло и дверь вагона открыта. Теплушка стояла прицепленная в хвосте какого-то небольшого эшелона с заключенными и охрана была не воинская, а лагерная.