Наработавшись вдоволь за четыре месяца, я решил ехать в Париж. Выставка "Союза" должна была состояться только в начале 1905 года, и до нее оставалось три четверти года. Денег у меня было вдоволь, так много, как никогда еще, и я уехал. Дягилев просил меня прислать несколько статей, а главное, фотографий с парижских художественных новинок для помещения в журнале "Мир искусства", который после ликвидации выставки отнюдь не прекращался.
В Париже я видел "Салон независимых" и оба больших салона. Все они показались мне довольно скучными и чахлыми, только у независимых было десятка два вещей, производивших впечатление оазисов в пустыне. Но лучшее, что удалось здесь в эту поездку увидеть, была замечательная выставка серии «Темзы», Клода Моне, у Дюран-Рюэля.
Мне повезло. Я давно мечтал увидеть целую серию картин Моне на новую ему, никогда не видав ни одной полной серии, а только отдельные разрозненные звенья.
И вот в мае 1904 года я попадаю на блестящую сюиту, одну из самых сверкающих в творческом венке Моне, - лондонскую.
Моне несколько лет безвыездно просидел в Лондоне, написав три десятка картин, дающих облик Лондона во все часы дня, в разные времена года, в различную погоду. Особенно изумительны были его "Темзы" в туманный день, когда солнце еле прорезает тяжелую пелену насыщенного угольной пылью тумана, давая тысячи причудливых цветных сочетаний. Я был покорен этим титаном живописи, остающимся для меня и сейчас непревзойденным и принадлежащим к числу величайших гениев всех времен, наряду с Гюставом Курбе, Эдуардом Мане и Огюстом Ренуаром.
Но и кроме Моне я увидел кое-что не совсем обычное для того времени, увидел у того самого Воллара, у которого за 10 лет до того меня так поразили вещи Сезанна, Ван Гога и Гогена. У него была уже другая лавка, много обширнее и лучше прежней. В ней я заметил очень меня пленивший большой холст, изображавший обеденный стол с фигурой горничной, поправляющей букет цветов на столе. Вещь была сильно написана, хотя и несколько черновата. В ней был прекрасный общий гармоничный цветовой тон.
Я просил Воллара дать сфотографировать эту вещь или достать с нее фотографию, если она имеется, которая нужна мне для помещения в лучшем модернистском журнале "Мир искусства". Журнал, оказывается, был ему знаком, и он назвал мне имя автора картины, прибавив, что он будет счастлив познакомиться с человеком, который хочет воспроизвести ее, в Париже никому не нужную и не интересную. Имя его было Анри Матисс, никому в Париже не ведомое, кроме тесного круга друзей.
На следующий день в условленный час Матисс пришел, сказав, что ему, действительно, хотелось видеть человека, решающегося воспроизвести его картину: его вещей никто не воспроизводил.
У Воллара висело еще несколько небольших вещей никому не известного тогда Пикассо, раннего, "голубого", периода, одна из которых была впоследствии куплена С.И.Щукиным. Я просил сфотографировать две вещи Пикассо.