Зимою 1901/02 года Щербатов со своим другом В.В. фон Мекком задумал организовать нечто вроде постоянной выставки картин, мебели, ценных архитектурных интерьеров и прикладного искусства. Они обратились ко мне, прося меня стать во главе этого предприятия, на которое они смотрели, как на среднее между чисто меценатским и коммерческим. К сожалению, точек над "и" поставлено не было, и в общем увлечении, не будучи слишком практичными и не обладая коммерческими талантами, мы создали предприятие недостаточно жизнеспособное и, прежде всего, далекое от принципа хотя бы частичной самоокупаемости.
Я говорю "мы", так как в это увлекательное дело впряглись все мы: Бенуа, Лансере, Бакст, Константин Коровин, А.Я.Головин и я. Приняли творческое участие и "хозяева" - Щербатов и Мекк, интересовавшиеся прикладным искусством, главным образом дамскими нарядами, которые сами сочиняли и комбинировали.
Бенуа и Лансере сделали проект стильной гостиной, Бакст - очаровательного будуара, Коровин - комнаты, построенной на мотиве зеленой ржи и васильков, Головин - русского терема, резного из дерева. Я взял то, что осталось незанятым: главный вход с лестницей и голландские печи.
Последние не должны были отнимать места на стенах, нужного для картин, почему надо было придумать печки приниженного типа, печки-лежанки, вернее, печки-полки, на которых можно было бы расставлять предметы декоративного искусства. При этом печи и сами должны были быть декоративными, но в то же время и греть. Пришлось долго придумывать систему национальных дымовых оборотов.
В течение всего лета шли работы по реализации проектов в натуре. Для комнаты Бенуа и Лансере тянули по специальным барочным шаблонам карнизы, для будуара выстроили деревянный каркас в соответствии с овальным планом комнаты, для терема вызванные из Москвы резчики резали из липы все стены в "зверином стиле", под старые волжские барки, с "сиренами", львами и всякими "травами". Большое участие в последних работах принимал юный тогда Сергей Васильевич Чехонин. Щербатов с Мекком сделали комнату на мотив павлиньего пера.
Коровин и Головин смешили нас своей знаменитой неприязнью. Коровин, человек с душой нараспашку, не скрывал своей неприязни к Головину, шедшей от соперничества по театральным постановкам; Головин, скрытный и невеселый по натуре, приходил на работу озираясь, нет ли там "черного человека", которого давно уже мистически боялся.
Всей технической стороной ведал брат Л.Ф.Маркс, военный инженер Сергей Филиппович Собин, неврастеник до последних пределов, малодаровитый и сухой, но знающий техник.
Мы долго думали, как назвать наше предприятие, и остановились на названии "Современное искусство". Для первой выставки мы пригласили из Парижа знаменитого золотых дел мастера, скульптора и художника Рене Лялика, прославившегося на весь свет своими изделиями, в которых, придерживаясь модернистского языка, он искусно и по-новому комбинировал золото и серебро с цветными камнями, бирюзою и эмалью, воскрешая в новом аспекте традиции Бенвенуто Челлини. Лялик охотно согласился приехать с большой коллекцией своих вещей, рассчитывая на их продажу. Он не ошибся в своих расчетах: почти все было расхватано петербургскими и московскими модницами после того, как несколько наиболее эффектных вещиц купила сама царица, большая поклонница Лялика, покупавшая у него и в Париже. Сам Лялик и устроил "высокое" посещение "Современного искусства" царем и царицей. Я в первый раз видел Николая II и мог оценить, до чего похож его серовский портрет в тужурке. Обмениваясь репликами на английском языке, царь и царица высмеивали картины Сомова, которыми, наряду с ювелирными работами Лялика, мы открыли выставку. Действительно, эти "смешные человечки" - "rediculous men", как бросил царь царице - не могли нравиться им, любившим Елизавету Бем, Лемоха, Бодаревского. Обстановка и мебель им тоже не слишком понравились: царь тогда признавал только мебель, изготовлявшуюся для него пошлым архитектором-рисовальщиком Мельцером.
Свободное копирование
