Но возвращаюсь к своему рассказу, прерванному этим вынужденным разъяснением всяких недоразумений и небылиц, скопившихся вокруг "Мира искусства".
Я так вошел в круг интересов "Мира искусства", что на первых порах забыл о существовании "Нивы" и Маркса, который, как мне казалось, едва ли простил мне мое нежелание выполнять договорные условия. По крайней мере, я считал, что после явно свинского с моей стороны отношения к его предупредительности и трогательной заботливости ко мне он имел все основания махнуть на меня рукой. Я был очень смущен, когда при первой же случайной встрече он обнял меня, как старого друга, пожурил за то, что я до сих пор не зашел к нему. Милый старик тронул меня до глубины души, и я в один из ближайших вечеров зашел к нему. Как будто ничего не изменилось - я такой же близкий и родной в его семье, как и раньше.
Женившись на Лидии Филипповне Совиной, дочери захудалого генерала, бьющей вдвое моложе Маркса и когда-то служившей в его конторе, он приобрел в ней неплохую и верную жену, которая умела вести дом в стиле, отвечавшем положению мужа, а после его смерти также умела продолжать все издательское дело, завещанное ей безраздельно, за отсутствием детей и близких родных в Германии. У нее находили, как водится, много несуществующих недостатков, действительные же были невелики.
Ко времени моего возвращения в Петербург у Марксов бывали журфиксы, на которые съезжались все видные литераторы и бывал всякий чиновный и сановный люд. Неизменным гостем был здесь А.Ф.Кони, с которым мы с Марксом и поэтом В.Л.Величко составляли постоянную партию в винт.
В то время Маркс собирался переиздать "Историю искусства" Гнедича, Чтобы дать ее в виде приложения к "Ниве". Он не придумал ничего лучшего, как предложить мне переработать ее, дополнив новыми иллюстрациями и выпустив под моей редакцией. Я отказался от этого предложения, указав Марксу На неприличие самой мысли перекраивать мне Гнедича, тем более что с Петром Петровичем мы были с давних пор, еще со времени "Стрекозы", друзьями. Он был к тому же жив и развивал кипучую деятельность. Маркс сказал мне, что Гнедич самым решительным образом отклонил сделанное ему предложение и сам указал на меня. Я все-таки не согласился, после чего Маркс стал уговаривать меня взяться за написание новой истории. Я просил дать мне срок, чтобы взвесить его предложение со всех сторон.