В 1952 году Воля приехал во второй отпуск. На его лице и руках уже не было следов от ожогов, кожа у него была новая и чувствительная. Воля уже курил, за время службы на подводной лодке голова его облысела. Не стало черной шевелюры густых волос, и из-за этого он стал выглядеть намного старше. Я училась в седьмом классе, и мама завела с ним разговор о моем будущем.
– Воля, посоветуй, что делать с Алей? В 8 класс ей пойти или куда-то еще определиться?- решила посоветоваться с сыном мама.
- Дальше надо учиться, пусть идет в восьмой класс!- однозначно ответил брат. Мы с мамой молчали.
- За учебу в 8 классе платить надо. До начала учебного года,- продолжила, вздыхая, мама.
- Время еще есть. Я что-нибудь придумаю, – ответил Воля, улыбаясь.
Через несколько дней отпуска Володя собрался в обратный путь. Мама позвала родных, накрыли стол, пели песни. В дорогу Воле собрали большой кулек с едой – испеченные мамой лепешки, вареные яйца, картошку в «мундире» и хлеб. Ехать ему на Дальний Восток было долго.
А к началу осени Воля действительно прислал маме денежный перевод. В письме он объяснил, что вернувшись на службу, по просьбе друзей-моряков написал для них еще несколько картин с чужеземными красавицами в кимоно. И моряки в складчину собрали нужную сумму. Благодаря этому я и пошла в восьмой класс. Делая уроки, я часто бросала взгляд на картины, оставленные Волей у нас дома. С них мне загадочно улыбались японки, и иногда мне казалось, что они передают мне привет от брата, еле заметно покачивая веткой цветущей сакуры и бумажным зонтиком.
В конце сентября исполнилось пять лет со смерти моего старшего брата Шуры - фронтовика. Похоронен он около Пензенского Храма Святого Митрофания, недалеко от госпиталя, где брат трагически умер сразу после войны. Мы с сестрой проплакали у могилы, а мама еще долго сидела у нее, ласково поглаживая фотографию своего сына, навсегда оставшимся двадцатитрехлетним, и тихо рассказывала о нашей жизни, о Воле и папе, находящихся далеко от нас.
Свободное копирование
