Когда я поступил в аспирантуру, в нашем отделе было два доктора наук: Остренко и Пляцковский. Оскар Александрович Пляцковский был заведующим одной из наших лабораторий и эрудированным специалистом. При этом он не страдал излишней скромностью. Во время научных дискуссий на семинарах Оскар Александрович часто завершал своё выступление словами: «Читайте наши труды. Там всё это описано и объяснено».
В то время в Трубном институте было больше 1500 сотрудников, институт также имел свой опытный завод, на котором работало около 600 человек. В нашей лаборатории было 20 человек, в том числе 5 лаборантов. У меня установились хорошие отношения со всеми сотрудниками, но особенно близко я сотрудничал с Изей Суконником и с Костей Тарасовым. С Изей я написал несколько совместных научных статей. После окончания научно-исследовательской работы авторы как правило пишут и публикуют научные статьи. О чём нужно писать, всегда ясно. Но мне всегда трудно давались несколько первых фраз. Следующие предложения писались уже легко. Сотрудничая с Изей, нужно было приспособиться к его манере поведения. Так, например, когда он говорил и кто-то пытался вставить хоть одно слово, то Изя продолжал говорить, только громче, не давая перебить себя. Когда он с кем-то шёл, то всегда держался на шаг впереди. Если спутник пытался идти рядом, то Изя шёл быстрее, чтобы сохранить дистанцию. Эти два момента дают небольшое представление о его натуре. У меня с Изей были хорошие отношения, мы бывали друг у друга дома, но после его отъезда в США связь прервалась. Но об этом я напишу ниже. Костя Тарасов имеет отчество Константинович, и всех мужчин в его роду зовут Константин Константиновичами. Хорошие отношения у меня сложились с Игорем Чекмарёвым, сыном академика Чекмарёва, заведующего кафедрой прокатки в металлургическом институте. Любимое выражение Игоря – „тучи сгущаются“. Он так говорил в случае любых осложнений. Игоря я заочно знал раньше, так как мой брат Юра учился в металлургическом институте вместе с ним.
Совместные командировки способствовали установлению хороших отношений и дружбы с коллегами. Я бывал в командировках вместе с заместителем директора института Геннадием Ивановичем Гуляевым, с нашими сотрудниками Борей Мандзюком, Борисом Алексеевичем Млинаричем, Гришей Блощинским, Татьяной Владимировной Сениной, Рудиком Косульниковым, Виталиной Носко, Виталием Богомазовым, Адиком Малкиным, с Геннадием Александровичем Легавцом, с Витей Пастушкиным, с Колей Черкасовым.
К Татьяне Сениной я отношусь с глубоким уважением как к человеку и великолепному специалисту. Нас связывает десятилетняя работа по общей тематике, совместные участия в научных конференциях. Я до сих пор переписываюсь с Татьяной Владимировной Сениной, причём мы пишем письма на украинском языке (чтоб не забывать язык!).
С Виктором Филипповичем Фроловым, лауреатом Сталинской премии, сотрудником отдела холодной прокатки труб, всегда интересно поговорить не только на технические темы. Виктор Филиппович широко эрудированый специалист.
С Григорием Павловичем Блощинским, ныне заместителем директора института, я работал более 20 лет.Я хорошо знаю всю его семью.
Мне всегда было интересно беседовать с хорошо образованным и слегка ироничным Борей Мандзюком. Мы с Бэлой с удовольствием бывали у Бори дома, где нас приветливо встречала его жена Лена, очень красивая и умная женщина.
С Адиком Малкиным нас связывают общие интересы: мы любим повозиться с техникой. Адик теперь живёт недалеко от меня в Дюссельдорфе.
Об одном периоде из жизни Геннадия Александровича Легавца я хочу кратко рассказать. В 1937 году его отец, как миллионы других граждан СССР, был несправедливо осуждён и расстрелян. Во время войны Гена оказался на территории, оккупированной гитлеровскими войсками. Подростков 15- 16 лет вывозили в Германию, где они должны были, как рабы, бесплатно трудиться. Гена попал на небольшой заводик, хозяин которого относился к нему терпимо. Его обучили электросварочным работам, и в дальнейшем Гена работал электросварщиком. Город, в котором он работал, освободили американские войска, и ему предложили выехать в США. Но Гена от этого предложения отказался, вернулся в СССР и потом очень жалел об этом. Геннадий Александрович имеет со мной много общего: он также любит и умеет работать руками, любит что-то мастерить.
Наш сотрудник Витя Пастушкин отличался крепким телосложением, он весил больше 100 кг, при этом у него не было ни капли жира. Как все сильные люди он был очень добрым. О его силе можно судить по такому факту: он некоторое время был рабочим в колёсопрокатном цеху и легко поднимал заготовки весом около 100 кг. Витя был толковым специалистом, собирался защитить диссертацию, но сам себе всё испортил. Он начал пить и на диссертацию у него уже не хватило энтузиазма. Витя никогда ничем не болел. Однажды Витя нас удивил : он поинтересовался, где находится поликлиника. Он никогда не обращался к врачам. В данном случае «болезнь» оказалась не очень тяжёлой: в ухе у Вити скопилась сера. И вот такой здоровяк внезапно умер. По словам его знакомых у него остановилось сердце. Я несколько лет сотрудничал с Витиной женой Еленой Шембель. Она - заведующая лабораторией химических источников тока Днепропетровского химико-технологического института. Елена Моисеевна - известный специалист, она несколько раз участвовала в международых конференциях. Я занимался наладкой и обслуживанием лазерной установки в её лаборатории.
Один из наших сотрудников - Константин Андреевич Токарев - любил рассказывать о своих исключительных достижениях во время работы на металлургическом заводе им. К.Либкнехта. По его словам, он был единственным специалистом, который мог рассчитывать калибровку валков колёсопрокатного стана. Когда однажды потребовалось разработать новую калибровку, то якобы лично директор завода приехал за Костей на машине и попросил срочно заняться этой работой. О подлинной роли Токарева на заводе, которая не совпадает с Костиными словами, мне рассказал мой родственник Гриша Корсунский, который с ним учился и работал. Токарев отличался также невероятной настойчивостью, я бы сказал - назойливостью в достижении своих целей. Если его выпроваживали в одну дверь, то он тут же входил в другую. На заводах, с которыми наш институт сотрудничал, от Кости старались как можно скорее избавиться, иногда даже подписав документы, чуть-чуть менее им выгодные. Главное свойство Токарева – самовосхваление.
Очень своеобразным был Олег Николаевич Спиридонов. Я бывал в его собственном доме, так как там некоторое время жил Гриша Блощинский, с которым у меня установились хорошие дружеские отношения. Отец Олега, Н.П.Спиридонов, был доцентом в ДметИ и принимал у меня кандидатский экзамен по теории пластичности. Дома у него была большая техническая библиотека по самым различным областям техники. Олег читал всё подряд и мог, например, подробно (с точным указанием параметров) рассказать технологию изготовления спирта и водки. Водку он не пил, зато каждый день употреблял вино – преимущественно самое дешёвое. Пустые бутылки он аккуратными рядами выстраивал на своей обширной веранде и, когда деньги кончались, сдавал в приёмные пункты стеклотары по 20 – 30 штук (по 12 копеек за бутылку), чтобы хватило денег на вино. Однажды на этой веранде я видел около 150 пустых бутылок. После смерти родителей он жил сам. В быту Олег был невероятно ленив. Постельное бельё он, по-моему, вообще не менял. Стирку он устраивал в ванной. Там бельё могло лежать в мыльном растворе неделями (или больше). У отца был автомобиль «Запорожец». Олег решил его отремонтировать сам и для начала разобрал. Так в разобранном виде автомобиль и остался в гараже.
Свободное копирование
