Родной брат моей прабабушки Марины

 Украшением моего  сельского детства был, безусловно, маленький хуторок за селом, где-то  с километр от нашего села Малиновки, что в 18 километрах от  Гуляйполя. Он не  был специально заселён, это остатки некогда огромного села Туркеновки, ставшим сначала Новосёловкой, потом и Малиновкой. Не знаю, почему, но только от былой окраины села осталась одна улочка, утопающая в зелени и насчитывающая по обе стороны где-то по 5 домов, ещё саманных. Но если бы мне не сказали, что они из самана, я бы не поверил: вместо соломы крыши покрыты красной черепицей и шифером.
          В часы, когда летняя невыносимая жара, накрывала всё село, я садился на велосипед и ехал в настоящий рай: огромные деревья вдоль улочки с двух сторон создавали прохладу. Им помогали густые зелёные сады, окружающие домики. В целом красота была непередаваемой. Её надо было видеть и наслаждаться, что я периодически и делал.
        Конечно, тянула меня на хуторок не только неземная красота его, но и другая более важная причина. Там слева, в конце улочки стоял неприметный небольшой домик с садом и огородом. За домом были уже колхозные поля, где тянули к солнцу свои «головы» тысячи подсолнухов. Я любовался ими, но так и не смог налюбоваться. Это были подсолнухи моего детства. В этом доме жил дорогой не только для меня, но и всей нашей семьи, человек: родной брат моей прабабушки Марина Тищенко Петр Кононович. Он был самым младшим в их семье. Однако из жизни они с ней ушли почти одновременно. Такое в жизни бывает.
        Он тоже родился, как и прабабушка, в девятнадцатом веке. У них с женой Матрёной родились, на сколько я помню два сына, один из которых, Владимир, стал в своё время моим крёстным, перед памятью которого я  сегодня склоняю свою седую голову. Родилась и дочь Наташа, судьба которой оказалась не радостной. Во время немецкой оккупации она наравне с другими молодыми односельчанками была угнана в Германию на принудительные работы. Оттуда вернулась только после победного Мая 1945 года с дочкой, которая не имела понятий о своём отце. По этой причине Наталья так и не вышла больше замуж, хотя родила ещё одну дочку. Эта ситуация поссорила её со своим отцом. Мой двоюродный прадедушка Петр был очень принципиальным человеком: дочку Наташу за первого ребёнка простил и никогда не упрекал за него. Чего не скажешь о втором ребёнке: до конца своих дней он её так и не простил, ибо в те времена к женщинам, родившим детей вне брака было совсем другое отношение, чем в наши дни. В то время он по-другому поступить никак не мог. И презирать его за это не следует. Надо было просто жить тогда и понимать, какое время «гуляло» на дворе. Я тогда жил и прекрасно  всё понимал.
             Петр Конович помогал нам строить  новый дом. Всё что было в нем из дерева, сделано его руками. Я до сих пор восхищаюсь необычными комнатными дверями с неведомыми до того узорами. Любоваться ими было для меня одно удовольствие. А чего стоила лестница на чердак в кладовке. Когда я её сегодня вспоминаю, то она мне напоминает эскалатор в нашем Тольяттинском супермаркете «Русь-на-Волге». Какое же было моё удивление, когда посетив в мае 1991 года, спустя ровно двадцать лет родное село, я снова увидел вверху над крышей дома до боли знакомый мне памятный знак, бережно вырезанный из дерева со словами «1963». Это год постройки и заселения нашего второго дома. Смотрел я на этот знак и думал: «Время неподвластно ему, минуло почти три десятилетия, а ему «всё ни почём, ни снег, ни дождь, ни ветры, ни летняя жара». Смотрел я…, а перед моим мысленным взором возник образ того, кто этот памятный знак сделал своими руками в  плотницкой мастерской во дворе своего дома. О ней рассказ мой особый.
            К огромному сожалению, я сейчас уже не помню, откуда у двоюродного прадедушки появилось столь огромное количество плотницкого инструмента. Думаю,   досталось от отца его,  а может и от дедушки, ибо я видел среди инструмента довольно старинные вещи, которых в то время не мог видеть у других односельчан, как и в магазинах Гуляйполя и Запорожья. К сожалению, когда умер в 1968 году (или 1969-ом, сейчас точно не помню) этот Плотник от Бога, его дочь Наташа инструмент, не «имеющий цены», просто распродала. Мой отец тогда не смог инструмент плотницкий выкупить, поскольку после смерти бабушки в 1967 году мои родители были «в долгах как в шелках».
          Я и сегодня, когда пишу эти строки, не могу понять мотив Натальи ?! Ну ладно, не могла она подарить хотя бы часть инструмента моей маме, внучке родной сестры её отца и его же любимой племянницы Евдокии, маминой мамы. Но ведь в то время жили в городе Днепропетровске два родных её брата. Она их при продаже не поставила даже в известность. Бог ей судья. Но … мне всё равно обидно. И вот почему.
         Не было, пожалуй, ни одного воскресенья, ни зимой, ни летом, ни весной, ни осенью, чтобы Петр Кононович не приходил в наш как старый, так и в новый дом проведать свою племянницу. У прабабушки Марины и прадедушки Саввы родились ещё три дочери, но почему-то из всех четверых племянниц он полюбил именно мою бабушку. А не любить её было невозможно. Тихими зимними вечерами в нашем новом доме места не хватало от бабушкиных подруг, собиравшимся у нас со всего села. Всё село её уважало, за исключением двух односельчан: её бывшего мужа-изменника и его второй жены, разбившей семью бабушки.
         Так вот, когда племянница ушла в 62 года из жизни, её дядя Петр завещал похоронить себя не на кладбище за селом, где уже покоилась его жена, а – на кладбище в центре села, где похоронили её, мою бабушку Дуню. Его просьбу выполнили сполна. Находясь в 1991 году в селе и посещая каждый день (был  в родных местах четыре  дня), я ухаживал не только за могилкой бабушки, но – и за могилкой её дяди.
          Заканчиваю писать данные мемуары и не успеваю вытирать слёзы на глазах. Ведь они, мемуары, снова касаются дорогих для меня людей из далекого моего детства, которое прошло в селе Малиновка Запорожской области. Ушло безвозвратно.

02.03.2025 г.