Учебный год начался, а учителя математики не было. Но как-то, в то время, когда мы гоняли мяч по двору, среди нас объявился круглолицый лысый мужчина. Под поношенным костюмом виднелась вышитая украинская рубашка, на ногах брезентовые штиблеты. Попинав мяч, мы по звонку рванули в класс.
По расписанию урок алгебры, и вдруг входит наш новый знакомый. Как-то странно, с кряхтением, представился: "Василий Акимович Веселов." Вместо очков, достал из кармана увеличительное стекло от проекционного фонаря и, рассматривая в него журнал, стал делать перекличку. Фамилии наши он перевирал, ибо непривычными были они в здешних краях.
Потом перешёл к делу: -"В прошлом году вы остановились на параболе. Кто из вас может рассказать о ней?" Добровольцев не оказалось, а новый учитель заявил, что может говорить о ней часами, в чём мы шибко засомневались, шутит, наверное. Но, со временем, мы поняли — это действительно знаток предмета, он стал нашим кумиром. Внешне очень серьёзный, обладал тонким юмором. Однажды на уроке тригонометрии вызвал он к доске Айно Пексе и попросил решить задание. Та долго решала, что-то вычисляя, и написала гордо полученный ответ: -1. Веселов глянул, крякнул и, достав увеличительное стекло, склонился над журналом: "Барышня, позвольте эту единицу перенести в журнал со знаком плюс"
Подробности трагической судьбы этого замечательного человека я узнал значительно позже, о чём и написал.
Моё восхождение к вершинам науки чуть не прервала сущая мелочь - не было в наличии штанов. Выручила Мэри Тынисовна, подарив брюки своего сына Айна. Тот был гораздо выше меня, но мама укоротила штанины, поставила заплаты и я продолжил учение. На пимы денег не было тоже, ходил я даже в морозы обутым в шахтёрские галоши, заслужив и кличку такую: "Галош". Только через год появилась у меня зимняя обувка, и прозвище это отпало.
Сборный класс наш был всё же дружным. Душой его были Гена Фокин и Федя Зуев, сидевшие за первой партой у окна. Оба весёлые, остроумные и задорные. Именно Гена придумывал всем прозвища, а самого его именовали "Яныга". В классный интернационал входили: 11 русских, 16 эстонцев, 4 латыша и 1 литовка. Тогда же впервые Мэри Тынисовна порекомендовала мне заняться пением. В душе я ещё мечтал о море, но послушался. Первым произведением, исполненным мною, была песня из кинофильма "Антоша Рыбкин":
За горами высокими, за долами широкими,
Бежит ручей, как песенка звеня.
Там ждёт меня далёкая, подруга синеокая,
Девушка любимая моя.
А потом последовало всё: народные песни, арии из опер и оперетт, лирические песни, иной раз и непристойные частушки. Басом я не был, но прозвище "Шаляпин" получил. Понимал, что до него не дотягиваю, и шутил поэтому: "Есть же в дурдоме Наполеон"