Глава 15
Ближе к осени родители стали ездить на «остров» чаще и каждый раз привозили оттуда с огорода овощи: надо было делать засолку на зиму. Накануне привезли несколько вёдер помидоров, огурцов, которые составили в Дусиной комнате. Нас с собой старались брать пореже: на улице становилось прохладнее, да и вода — есть вода, мало ли чего. Оставляли обычно под присмотром Дуси, но в этот раз её дома не оказалось. Тогда мама подошла ко мне и ласково попросила:
— Сынок, мы с папой быстро съездим к бабушке — нам надо оттуда привезти морковку и рыбу. Ты уже большенький — всё-таки пятый годик — и я хочу тебя попросить, чтобы ты и Лёва посидели дома одни, пока мы приедем. Смотрите книжки, рисуйте и ждите нас. И ничего не бойтесь — я вас закрою.
Мы согласились. Родители нас закрыли и уехали. Мы долго рассматривали книжки, что-то рисовали карандашами, а когда стало смеркаться, заволновались. Я подошёл к одному окну, другому — никого вокруг нет. Наши переживания усилились. Вдруг из того окошка, что выходило из Дусиной комнаты, мы увидели трёх проходящих мимо пацанов, которые были постарше нас. Я громко постучал по стеклу. Мальчишки стук услышали, остановились, потом, оглядываясь, подошли. Я попросил их немного побыть здесь, а то, мол, мы одни боимся. Разговаривали через маленькую форточку, затянутую марлей. Один из пацанов заметил у нас в комнате овощи и сказал:
— Если помидору дадите, мы немного постоим.
Я про себя решил, что один помидор дать можно: стоит того. В форточке мы оттопырили край марли и в образовавшуюся прореху я подал мальчишкам красный плод. Наши новые приятели по очереди его откусили и через секунду помидора не стало. Через две секунды второй сказал:
— Ну, мы пошли.
Пришлось тащить им второй помидор. Они его тоже быстро съели и, видимо, поняли, что с помощью лёгкого шантажа можно неплохо подкрепиться. Помидоры понемногу уплывали, прожорливые пацаны не насыщались, а родителей всё не было.
Когда родители приехали, уже совсем стемнело. С полведра помидоров они тогда дома не досчитались. Я думал, что нас с братом мама убьёт, но обошлось — лишь покричала, назвав нас «простодырыми олухами».
С баней однажды произошла грустная история. Случилось это поздней осенью. Накануне вечером, когда все поужинали, отец пошёл на дежурство в военкомат, а нас мама уложила спать и, потушив лампу, легла сама. Проснулся я от сильного стука в дверь. Проснулась и мама, она подбежала к двери и, не открывая запора, испуганно спросила:
— Кто там?
Из-за двери чужой голос прокричал:
—Пожар!!! Выходите!!!
Мама подскочила к нам и стала будить. (Дуся у нас с этого года не жила). Я уже не спал, а брат не хотел просыпаться и спросонок вяло отбрыкивался. Тогда мама сгребла нас в охапку и, усадив на своей кровати, быстро оделась и выбежала на улицу. Через мгновение вошла и строго сказала:
— Детки, сидите здесь и не шевелитесь. Горит баня! Я сейчас приду.
И опять унеслась. Брат тут же спокойно задремал — ему было года четыре и он ещё мало чего понимал — а я остался в жуткой темноте. С улицы глухо доносились неясные крики, стуки. В нашем доме ни одно окошко не выходило в сторону бани, тогда я отважился потихоньку подойти к тому из них, которое было боковым, отодвинул занавеску и стал всматриваться. У меня холодок прошёл по спине, когда я увидел на заборе перед окошком колышущиеся багровые блики от горящей недалеко бани.
Вскоре пришла мама и зажгла лампу. Остаток ночи мы провели, так и не заснув, в ожидании утра.
За зиму пепелище разобрали, а несколько лет спустя всю территорию, где раньше была баня, мой отец обнёс забором и на этом месте он и мама сделали большой огород, который существует и поныне. Помню, каждый раз во время копки огорода под лопату попадались обломки кирпичей и разных камней.
Семья Темирбая и лошадь при пожаре не пострадали, но крышу над головой они потеряли, а хозяин к тому же лишился и работы. На следующий год многие односельчане приходили помогать погорельцам делать саман для постройки нового дома. Помогал и я: меня усадили на одну из лошадей, которая ходила по кругу в специальном углублении на земле и копытами месила глину для самана, и я, гордый от оказанного доверия, ею управлял. Правда, из-за того, что не было седла, я прилично натёр свой зад и кататься надолго расхотелось. Дом себе Темирбай тогда построил недалеко от нас, в нём теперь живёт его взрослый сын Дюсён.
Из самана в селе строились почти все дома. Это сейчас всё делается из кирпича, бетона и дерева. Тогда такой материал считался недоступной роскошью. Мне приходилось не только видеть, но и самому делать саман. Расскажу, что это такое.
Саман — это тот же кирпич-сырец, только большего размера и с добавлением резаной соломы или мякины. Само слово «саман» в переводе с тюркского так и называется: «солома». В Европе это изделие проходит под названием «адоба».
Чтобы саман был качественным, его старались делать из хорошей глины. В Ермаке имелось такое место на окраине, где слой хорошей глины подходил близко к поверхности. Технология такая. Для начала выбирали на земле площадку диаметром пять или шесть метров. Затем вся эта круглая площадка тщательно перекапывалась на глубину не менее тридцати сантиметров и обильно заливалась водой. После того, как глина набухала, её начинали месить, используя для этого несколько лошадей. Их монотонно гоняли по кругу, слой за слоем подсыпая под копыта мелкую солому до тех пор, пока глина, наконец, становилась похожей на очень мягкий пластилин.
Следующий этап работы считался наиболее трудоёмким. Чтобы придать бесформенным кускам глины правильный прямоугольный вид, использовали заранее изготовленные деревянные формы, состоящие из двух ячеек с ручками по бокам. Форму клали на ровный сухой участок земли, плотно набивали ячейки готовой глиной, уплотняли её руками, а иногда и ногами, и затем резким движением, держа за ручки, выдёргивали. На земле оставались лежать два сырых прямоугольных бруска из глины, которые после недельной просушки становились саманом. Одной формой за день можно было изготовить более сотни саманин, а таких форм бывало более десяти штук. Счёт шёл на тысячи. Всю работу обычно делали толпой: одни носили глину, другие её набивали в формы, третьи следом освобождали формы и так далее. За день нужно было всю глину из ямы выработать. Под конец работы территория, где делали саман, имела фантастический вид: во все стороны веером расходились длинные ряды готовых изделий.
Бывали иногда и казусы. Один раз ночью по сырому саману прошлись заблудившиеся телята. Скандал был грандиозный: половина изделий оказалась потоптанной и пришла в негодность. Другой раз не спрогнозировали погоду: только сделали несколько сотен самана, как полосонул ливень. То, что было саманом — стало грязью, в которой плавала мелкая солома. Зато в наполненных дождевой водой ямах, где уже выбрали глину и которые походили на круглые бассейны, с большим удовольствием плескались местные утки и гуси.
Где-то в это же время затеяли строительство и мои родители. Было принято решение тот ветхий плетнёвый сарайчик, где когда-то жил тарантул, разломать, а на его месте пристроить к дому из самана помещение, которое зимой можно было бы использовать как большую кладовку, а летом — как кухню. Отец у кого-то купил триста штук «адобы» и чтобы самому стены не класть (строитель он был, по правде сказать, неважный), нанял трёх шабашников. Деньги за работу по простоте душевной выдал наперёд. Те быстренько сляпали три стены — как договаривались — и исчезли. На следующий день отец начал на пристройке делать крышу, а мама стала ему помогать. Она долго и обеспокоено осматривала недавно построенные стены, потом как воскликнет:
— Коля! Посмотри!! Стена-то падает!!!
Отец от неожиданности чуть с крыши не свалился. Спустившись, увидел, что самая длинная стена по наклону наружу не уступала знаменитой пизанской башне. Пришлось моим незадачливым родителям долго исправлять ошибку заезжих строителей. Ворочая тяжёлые саманины, мама сокрушалась:
— Сколько денег на ветер выбросили!
С большим трудом, но кладовку всё же достроили.