«Областная организация», действительно, росла и благоденствовала. Ю. Шесталова сменил молодой Е. Туинов. Он был известен дурно пахнущим романом «Человек бегущий», напечатанным {378} в «Звезде» под давлением обкома. Позже он вступит в ЛДПР, по партийному списку пройдет в Думу, но проявит себя не парламентской деятельностью, а опять таки романом, на этот раз — о «спасителе отечества» В. Жириновском.
В доме писателя, где «Содружеству» был предоставлен один клубный день в неделю, стали появляться самоуверенные молодые люди, очевидно, новоиспеченные члены союза, или жаждущие ими стать, воинственно настроенные бородачи, какие-то злобные тетушки, священники, блистающие наградами ветераны. Иногда играл духовой оркестр. Писательский клуб в эти дни походил на заштатный дом культуры. Но мы были категорически против требований выделить в нашем доме для областной организации специальные помещения. Дом был в хозяйственном ведении нашей организации с 1934 года. На нас давили, меня вызывали в Российский союз, грозили отобрать наши права. Но ничто не поколебало нашего сопротивления.
Несколько позже, в марте 1990 года, на отчетном годовом собрании мы уже могли подводить итоги случившемуся, поскольку четко обозначились позиции сторон. Вот выдержка из доклада нашего правления, который я представил собранию.
«Надо сказать, что позиция обкома КПСС, как бы по традиции курирующего нашу организацию, в эти трудные для нас месяцы была довольно противоречивой. По всем правилам Ленинградская партийная организация, оказавшись перед лицом острых идеологических событий, прошумевших на весь мир, должна была дать им оценку — в статье ли, в обсуждении на бюро, да на худой конец, на собрании ленинградских писателей. Но обком промолчал.
Обком не только промолчал, но принял как должное новую организацию со всеми ее исходными позициями, со всей ее правовой, идеологической и моральной недоброкачественностью. 400 писателей Ленинграда, как уже случалось в истории, были поставлены под подозрение. Зато 28 истинных, “чистопородных” получили аудиенцию у т. Гидаспова, многомиллионную аудиторию телезрителей, приют в Петроградском райкоме партии, микрофон в “Юбилейном” на “Российских встречах”, добрую часть нашего бюджета, две наших ставки, пять тысяч рублей от российского союза “на обзаведение”, журнал “Ладога”. Это всего-то за 4 месяца! Экспериментальная организация! Из 28 человек! Не перестающая говорить о засилье евреев в литературе! Чудо, да и только.
{379} Неужели Ленинградский обком Коммунистической партии Советского Союза не понимает двусмысленности — не нашего — а своего положения?»
Напрасно мы апеллировали к обкому — не его это было изобретение. Ну мог ли Гидаспов, талантливый химик, почти академик, едва придя из своего закрытого «ящика» в просторный обкомовский кабинет, по своей воле покровительствовать худосочному писательскому объединению, игнорируя, скажем, письмо, подписанное Дмитрием Лихачевым, Даниилом Граниным, Лидией Гинзбург, Михаилом Дудиным, Вадимом Шефнером и другими столь же почтенными именами? Конечно, он пришел на готовую линию, партийную установку, спущенную сверху и обязательную для исполнения. Правда, позже оказалось, что она для него вовсе не чужая. Поощрение (и возбуждение) национально-патриотических настроений в среде творческой интеллигенции, (как и в армейской, как и в молодежной среде), входило, вероятно, составной частью в какую-то общую идеологическую концепцию, призванную объединить, противостоять, предотвратить, отвлечь, увлечь и черт знает что еще в предчувствии полного, тотального краха Системы.
Во всяком случае, абсурд, когда левая рука разрушает то, что делает правая, для нас в Ленинграде был очевиден. Создавалось впечатление, что часть аппаратчиков Системы живет по принципу «чем хуже, тем лучше». Довести общественную разруху и напряженность до предела, до абсурда, до крови, а потом — навести порядок. Казалось, история преподает нам наглядный урок: как зреют заговоры. В бесталанности и мелкотравчатости этих людей мы смогли убедиться через два года.
Свободное копирование
