Кроме того, нам стало известно, что сверхзадачей пленума станет изгнание А. Ананьева с поста главного редактора журнала «Октябрь» и наведение там порядка в назидание прочим. Несколько месяцев назад мы в Ленинграде пережили настойчивую попытку овладения этими же силами журналом «Звезда». Несмотря на то, что главным редактором после Г. Холопова общим собранием писателей был избран прозаик Геннадий Николаев {350} (журнал — орган Союза писателей СССР и Ленинградской писательской организации), Смольный пытался навязать другие кандидатуры — Е. Туинова и даже В. Козлова. Что было бы в этом случае с журналом, легко себе представить. (Об этой закулисной баталии подробно рассказал Г. Николаев в первом номере «Звезды» за 2001?й год.) Поэтому мы решили на пленуме, не вдаваясь в наши издательские заботы, что было бы бессмысленно, поднять вопрос об идеологии журнально-издательского дела в свете происходящих в обществе перемен. Я подготовил выступление. Привожу его с сокращениями.
«У нас, ленинградцев, всего лишь несколько месяцев добившихся отмены постановления о журналах “Звезда” и “Ленинград”, еще не сумевших возобновить издание репрессированного в 1946 году журнала, постановка вопроса о деятельности журналов в России в широком плане вызывает вполне понятную настороженность. Что стоит за этой широтой? Стремление демократизировать, разнообразить журнальный процесс, забота об удовлетворении широкого диапазона читательских интересов? Или попытка еще более централизовать, взять под жесткий идеологический контроль российское журнальное дело, нивелировать его, наказав непокорных, предупредив сомневающихся?
Предшествовавшая пленуму дискуссия вокруг журнала “Октябрь”, ее стиль и тон, заданный нашим российским секретариатом, заставляет склониться к второму предположению.
Секретариат правления Ленинградской писательской организации уже обнародовал свою позицию в отношении событий вокруг “Октября”, наше заявление опубликовано газетами “Ленинградский литератор” и “Московский литератор”. К сожалению, “Литературная газета” не сочла возможным познакомить с ним широкие круги литературной общественности. Накануне нашего отъезда в Москву заседало правление нашей организации, которое уполномочило меня заявить здесь, на пленуме, что полностью разделяет позицию в этом вопросе, занятую своим секретариатом. Причем подчеркивалось, что дело не столько в оценке тех или иных публикаций журнала “Октябрь”, сколько в принципиальных основах внутрилитературных взаимоотношений, опасно заявивших о себе в связи с этой историей.
Ленинградских писателей тревожит и глубоко озадачивает хроническое несовпадение деятельности российского секретариата с теми напряженными усилиями, которые предпринимает общественность {351} страны в поисках более демократических порядков в гуманитарной сфере деятельности.
Трудно предположить, например, чтобы секретариат СП РСФСР не был знаком с проектом Закона о печати, выдвинутым на обсуждение Верховного совета тремя депутатскими комиссиями, где в статье 13?й говорится: “Средство массовой информации реализует программу своей деятельности на основе полной профессиональной самостоятельности. Вмешательство учредителя в средства массовой информации не допускается”.
Казалось бы, кто выиграет в первую очередь с принятием этой статьи? Конечно, писатели! Фактически, такой постановки вопроса русская литература добивалась всю свою историю. Казалось бы, надо горой стоять за этот закон! Секретариат российского союза своей непримиримостью к руководству “Октября” голосует против.
Далее. Трудно представить, чтобы секретариат не знал одного из последних проектов Устава Союза писателей СССР, где в десятом пункте первого раздела записано: “Союз писателей СССР добивается развития и укрепления демократических начал в книгоиздательской деятельности, обеспечивая всем талантливым, честным и гуманистичным произведениям доступ к читателю. Спорность занимаемых автором социальных и эстетических позиций не может служить препятствием для обеспечения гарантированного права писателя на самовыражение”.
Ясно, что если это удастся принять, это будет огромным завоеванием в пользу писателей и опять-таки чуть ли не впервые в истории русской словесности. Но получается, что и в этом случае российский секретариат голосует против.
Выходит, что прежние порядки, когда можно командовать, диктовать, запрещать, карать милее нашему уважаемому секретариату? Вот это первое, что поручили мне спросить у вас ленинградские писатели.
Второе. Нас тревожит приверженность российского секретариата старой, печально известной схеме расправы с инакомыслящим печатным органом. Сначала грубая, беззастенчиво тенденциозная кампания травли в печати с традиционно подобранными “голосами с мест”. Затем проработка “с пристрастием” на писательском заседании (поскольку 5 и 6 октября она не состоялась, видимо, мы должны это сделать сегодня). Затем — оргвывод, часто под благовидным предлогом (уход на пенсию, по состоянию здоровья, а сегодня — “по истечении десятилетнего срока пребывания”). И наконец, результат — переориентация печатного органа в желаемом направлении. Так было в разные периоды со “Звездой”, {352} с “Новым миром”, с еженедельником “Литературная Россия”. Так, по всей вероятности, должно быть с “Октябрем”, с “Книжным обозрением”, с “Аргументами и фактами”.
В этой схеме что ни звено, то безнадежная архаика, давно и безвозвратно себя скомпрометировавшая. Взять хотя бы кампанию проработки в печати. Возможно, в прежние годы, отмеченные страхом, слепой верой и дезинформацией, кто-то искренне и считал, что Зощенко “пошляк и клеветник”, Пастернак — “помесь шакала со свиньей”, а Солженицын — “литературный власовец”. Но как же сегодня, когда мы пережили такие тяжелые уроки, когда все кровоточит и саднит на теле российской литературы, как же сегодня люди могут позволить себе организовывать такие кампании? Проработка на писательском заседании в прежние годы, как правило, носила вынужденный характер, проводилась под сильным давлением сверху, часто “под партбилет”. И хотя это не снимает ответственности с проработчиков за все сказанное и содеянное ими, здравый смысл и великодушие позволяют нам войти в их положение. Но сегодня-то российский секретариат никто не неволит! Он готовит экзекуцию над журналом по собственной инициативе! И призывает нас в этом участвовать!
Ленинградская писательская организация несет свою долю ответственности за литературные и идеологические расправы прошлых лет. На нашей совести Зощенко и Ахматова, Добычин и Хармс, Бродский и Эткинд. Мы тяжело переживаем этот груз прошлого. Именно поэтому меня попросили заявить пленуму, что ленинградские писатели отныне ни в одной проработочной кампании над писателем или печатным органом принимать участия не будут, по чьей бы команде и с какими бы благими целями они не проводились. Более того, мы будем бороться против таких кампаний всеми доступными нам средствами.
Руководство российского союза должно понимать, что время силовых, административных методов ушло. Что амбиции одного человека или группы людей в судьбе русской литературы уже ничего решить не могут. Что сорок российских журналов не могут и не должны выражать точку зрения российского секретариата. Что любая областная или республиканская организация имеет право на достоинство и независимость своей литературной позиции. Что политика кнута и пряника успеха больше не принесет. Что блага, распространяемые из центра, это не награда за послушное поведение, а то, что заработано писателями и принадлежит им по праву. Все это в прошлом, пора это понять!
{353} Мы за единство союза, но на новых, демократических основах. Мы за такой союз, который как зеницу ока бережет профессиональное, гражданское и личное достоинство писателя, его права и именно в этом видит смысл и цель нашего добровольного объединения.
Если же кто-то один или какая-то группа писателей будет рассматривать наш союз как орудие для достижения свои личных или групповых целей, выдавать свои взгляды за наши общие, от нашего имени, не спросив нас, обращаться к правительству и делать широковещательные заявления, позорящие нас на весь мир, то никакая сила не заставит нас состоять в такой организации.
Ленинград — город, понесший самые большие потери в годы войны и репрессий, испытавший неисчислимые страдания и унижения. Самый невосполнимый урон русской культуре был нанесен именно в нашем городе. А потому да позволят нам иметь свое понимание достоинства и чести русской литературы, русского писателя».
Вот с такой речью я выступил с трибуны 6?го пленума уже в первый день. Но главного сюрприза, приготовленного нам, мы не знали.
Свободное копирование
