Две тени - 1

Две тени

Галине Букаловой

12 октября 1980 г., Москва

… Был вчера у Саши Опарина в мастерской, хорошо посидели, очень он мне нравится. Я ж тебе говорил, что мне месяца хватит в Москве, а вот уже и двух недель много. Очень скучаю по Косте, так хочется с ним поболтать. Вспоминаю летние с ним прогулки — вот уж радость, хоть бы это скорей повторилось. Вижу и по твоему письму, как ты, кошка умиротворенная, радуешься на своих котят, что они с тобой, играют и лижутся, и ты их так — лапой, лапой, как бывало Лиза…

Новости с Детгизом печальные, может стать еще хуже. Но, честно говоря, меня ни здешняя суета не тревожит, ни тамошняя. Как-то по-другому хочется жить и зарабатывать на хлеб по-другому. Может быть, это Торо на меня повлиял, которого я читаю («Жизнь в лесу»), но о литературном своем круге думаю со скукой. Как видишь, письмо мое не очень {92} веселое, я все пытаюсь проникнуть в первопричину своей хандры и каждый раз убеждаюсь, что «это ты, моя радость, ты, мое солнышко», как говорила моя героиня Ада, и если бы я сумел сделать эту сторону жизни не такой для себя значительной, то был бы вполне доволен собой, и обстоятельствами, и перспективами. И работа горела бы в руках, и был бы я жадный и радостный, и по утрам пел бы в клозете…

Из рабочей тетради

11 октября. Лихо написал четыре страницы и застопорился. Замысел такой. В приемной какого-то учреждения собрались четыре женщины. Ночь, а за дверью идет важное заседание, что-то случилось, приехала комиссия из Москвы, решается судьба их мужей. Возможно, все кончится драматически. Каждая проявляет свое отношение. В приемной же — молодой человек, референт комиссии, фигура инфернальная. Появляется пятая, молодая и влюбленная. Но мужчин-то четверо. Значит это чья-то любовница.

Господи, почему мне вдруг стало так скучно? Почему мне вообще скучно писать, хотя всё для этого есть и никто не мешает? Что со мной?.. Вот и еще воскресенье пройдет в резонерстве, самоанализе, чтении, а закончится все, вероятно, пьянкой.

14 октября. Дни были тяжелые вплоть до сегодняшнего утра. Зашел в МХАТ, к Смелянскому. Найти его мне помог Е. Евстигнеев, оказавшийся необычайно любезным (потом нас познакомили). Смелянский был рад моему приходу, хотя в театре кавардак — сбор труппы, все целуются, все друг другу нужны. Сказал, что в ЦТСА, откуда он ушел, режиссер Бурдонский читал «Сад» актерам и хочет ставить. Но, говорит, эта пьеса не для того театра, а для нас, то есть, для МХАТа. Образовалась малая сцена, как бы отпочковался «малый МХАТ» под руководством А. Васильева, ему-то и будет предложен «Сад». Попросил зайти в ближайшее время, чтобы поговорить подробней.

Я шел и думал: все-таки огорчаться нечего, если я всего лишь второй пьесой сумел заморочить головы четырем академическим московским театрам. Да еще ее читают в «Современнике» и в театре им. Станиславского. Все, конечно, проблематично, снова вмешается Министерство, пойдут переделки и т. п. Круг может замкнуться. Но все-таки движение, пьесу не положили в стол, о ней говорят, читают. Остро нужна новая {93} пьеса, в ВТО мне сказали, что обо мне спрашивают режиссеры. Нельзя дать себя забывать, как говорит Вишневская.

Снова перебирал свои сюжеты, как монах четки, но все, что придумано, вызывает теперь мое недовольство либо вторичностью, либо мелкотой своей. Нужно что-то принципиально новое, уникальное — образ, сюжет — масштабное по своей внутренней сути, что лежит в перекрестье потребностей моих и театра. Бакарян крупный характер и достаточно уникальный, но возникают в памяти пенсионеры из других пьес, это досадно. Нужно извлечь из первого варианта самые сочные куски и от них плясать.